МераклИс - страница 32

Старшему было лет восемь, когда однажды Лючия, уже наряженная для вечера, забежав поцеловать и пожелать котяткам спокойной ночи, застала Паоло с книжкой – он читал сестре на ночь сказку. Ей стало грустно и немного стыдно. Уложив их обоих рядом с собой, Лючия продолжила читать сказку сама. Когда появился Антонио, тоже никогда, будучи дома, не пропускавший возможности обнять детей на ночь, все трое уже спали. Жену Антонио разбудил, но Кьяра-Лу даже во сне обнимала мать так крепко, что они оставили попытки переложить дочку на другую кровать. Лючии пришлось пропустить веселье и остаться с детьми до утра.

Разумеется, Антонио, помня их уговор, ограничился в ту ночь обязанностями гостеприимного хозяина дома. Лючия была ему благодарна. Но впервые за все их годы вместе подумала вдруг, что, будь это не так, для неё ничего бы не изменилось. То ли отревновала своё, то ли дети вернули ей утраченную женскую уверенность и ощущение стабильности и равновесия, но ей стало всё равно.

Решив пока ни во что не посвящать Антонио, Лючия дождалась следующей вечеринки и с изумлением обнаружила, что не ревнует мужа, даже если не знает и не видит, чем он занят в соседнем зале. Эта перемена не ускользнула от Антонио, но, поскольку скандала не последовало ни сразу, ни позже, он решил дать жене время разобраться самой и просто быть рядом, удвоив внимание.

А Лючия откровенно наслаждалась своим новым состоянием. Такой удовлетворённой и свободной она не чувствовала себя, наверно, со студенческих времён. Даже скандалы прекратились. Те несколько месяцев до середины лета 1974 года на Кипре стали самым счастливым временем за все годы брака.

Они были в такой эйфории, настолько заняты друг другом, что даже вечеринки отошли на второй план. Лючия поняла, что снова беременна, и уже собиралась обрадовать Антонио, но не успела. Потеряв на какое-то время связь с реальностью, они перестали замечать сгущавшиеся над Кипром политические грозовые облака, и пролившийся бомбами ливень турецкого вторжения застал их врасплох.

В первый же день они с детьми и Арто попытались выехать в Пафос – о Ларнаке можно было уже забыть – и сесть на самолёт до Рима или хотя бы до Афин, но все дороги были забиты беженцами из Фамагусты и Никосии. Вернулись на виллу, загрузили «Кавуки» всем необходимым и решили назавтра идти до Пафоса по морю. Хорошо, Арто на мотоцикле окольными путями удалось доехать до аэропорта, однако новости он привёз неутешительные – самолёты не летали, билетов не было ни за какие деньги.

К утру появились слухи о прекращении огня, родители из Италии обрывали телефоны, умоляя их всё-таки прорываться домой, но они решили отсидеться на вилле.

Следующие четыре недели стали для Лючии самым страшным воспоминанием в жизни. О беременности она решила молчать, благо тошнило не сильно, спасали зелёные яблоки и лимоны, но низ живота поднывал. Лючия старалась отлёживаться и как можно меньше бывать на людях.

Друзья и родственники, жившие неподалёку, ежедневно приносили известия о жестокостях с обеих сторон. На вилле с самого начала работали бок о бок греки- и турки-киприоты, как, собственно, они и жили на острове больше трёх столетий, а тут тоже начались драки. Антонио и Арто не успевали гасить конфликты среди персонала, но споры не утихали и в гостиных.

Смотреть на то, как рвётся на части и любимый остров, и всё окружение её семьи, у Лючии просто не было сил. Подруга – православная киприотка-гречанка, лучший друг Антонио – армянин, второй – грек, муж родственницы – вообще непонятно, как считать: отец – грек, мать – турчанка…