Я приняла равнодушный вид и беспечно проговорила:
– Неплохо… Что-то скучно стало, захотелось в город выехать, развеяться немного.
Настя лукаво прищурилась.
– Чего изволит наша барышня? Каких развлечений жаждет ее душа неуемная? Слышала я, родила ты недавно, так неужто дома не сидится? Кто родился, рассказывай.
– Дочка, Софийка. Она еще маленькая совсем, спит да ест. Пока с няньками да с кормилицей. А я вот у графа в гостях была да к тебе решила заехать: и впрямь давно не виделись. Рассказывай скорее последние новости…
Настя улыбнулась и остановила меня.
– Наташа, не лукавь: я знаю, о чём ты хочешь спросить!
Я с вызовом подняла голову.
– Ну так поведай мне, ясновидящая. Быть может, я сама своих мыслей не знаю.
– Ну как же? – улыбнулась она. – Думаешь, я не понимаю, зачем ты приперлась? Видела я, как он на твою свадьбу явился и какой конфуз случился… Расскажи, чем всё кончилось.
– Так нечего рассказывать, Настя: ничего и не начиналось.
– Ой ли? Лукавишь!
Чтобы хоть что-то выяснить, я выдохнула и нехотя проговорила, понимая, что отвертеться не удастся:
– Ну да, было-было!
– Это при живом-то муже, – обомлела она.
– Да ну, что ты такое говоришь?! Не торопи меня, Настя, я тебе всё-всё расскажу, но… позже. Поведай мне лучше… кто он такой? Как его фамилия? Из какого он дома?
Я присела рядом с ней на стул. Настя игриво подперла подбородок руками, облокотившись на крышку инструмента, и склонилась ко мне так близко, что я могла чувствовать ее дыхание:
– Отчаянная ты, Наташка! Петр его зовут.
– Я это знаю! А фамилия? Она тебе известна?
– Мурзинский Петр Алексеевич. Адрес, извини, подсказать не могу, так как сама не ведаю. Но знаю одно: он из не очень богатого рода.
– Да?! – деланно равнодушно удивилась я. – А мне кажется, теперь ты лукавишь… Судя и по костюму, и по манерам, этот загадочный Петр из очень хорошей семьи. Но фамилию эту я, право, в первый раз слышу.
– Моя дорогая подруга, это говорит о твоей серости. Род Мурзинских, между прочим, очень знатный… был. Правда, нынче он уже бедный, разорившийся, но фамилию эту много кто в столице знает. Странно, почему тебе это неизвестно.
– А не интересуюсь я разорившимися родами, вот и не знаю. Настя, шутки в сторону: можешь подсказать мне, как его найти? Давно ли он у тебя не появлялся?
– Почему же не появлялся? Частенько наведывается.
– Как? А… – растерянно произнесла я.
– Да, да! А ты что думала, на тебе свет клином сошелся?! Стихи он тут теперь нечасто декламирует, всё больше с барышнями заигрывает…
– Ах, с барышнями…
– Да, Наташа, да! – сказала она с вызовом. – Смирись, душенька! Что, неприятно? Оказывается, есть еще кавалеры, которые не по тебе сохнут. Может, он и сох, но, как видишь, не сдох! – ехидно сказала она, и в голосе было что-то такое, что больно ранило не только меня, но и ее саму. – И мой тебе совет, подруга: оставь его в покое!
– Э-э-э… Ты чего это?! – удивленно воскликнула я. – Сама на него глаз положила? Как тебе не стыдно?! – вскричала я.
Настя ощерилась:
– Это ты меня устыдить пытаешься?
Разозлившись, я вышла, не сказав ей больше ни слова, и мне стало больно от того, что я поняла: «Он не ищет меня, развлекается с кем попало и даже не подозревает, что у него родилась дочь».
Горькие слёзы потекли по моему лицу. Я ощущала себя никому не нужным, никчемным созданием.
– Ох, как обидно, как обидно… – повторяла я.
Не находя сил сесть на лошадь, я взяла ее под уздцы и побрела по набережной. Грустно мне было. Отчего-то казалось, что я буду вот так идти, и он обязательно попадется навстречу и непременно развеет мою тоску и печаль. «Он обязательно придет ко мне – ведь я так жду его! Я зову его! Ведь когда я раньше звала Федьку, сколько бы ни было между нами верст, он всегда слышал меня и приходил».
