Он весь трясся, а спустя лишь пару секунд из его глаз ручьем полились слезы. Лео уселся на колени посреди темной и грязной улицы, из его горла, потихоньку нарастая, вырвался раскатистый, прерывистый отдышкой плач. Он упал набок и свернулся в клубок среди луж и мусора. Начался дождь.
– Илли, я дома!.. Илли? Иллинес!
– Да, милый, я здесь… На кухне!
Лео зашел домой. Небольшая квартирка, бедная, но ухоженная, протянула к нему свое тепло, в которое он рад был укутаться.
– Ах-х! Лео! Что случилось? Ты весь в грязи!
– Да это я так… Упал просто.
– А что с твоим лицом? Да тебя побили, солнце! Кто это сделал? Те уроды? Или кто-то другой? Или на работе? Что же произошло? – худощавая девушка немного старше Лео бегала вокруг него, рассматривая каждый синяк. На ней была тонкая черная футболка с длинными рукавами, скрывающими даже кисти, и короткие шорты, скрытые под висящей футболкой. Она была подобна цветку, выросшему в поздний период лета, когда уже близится осень, – в самом рассвете сил, но уже тускнеет: красивая, но омраченная слишком рано наступившей осенью жизни.
– Ну-ка пошли в ванну! Так дело не пойдет! Нужно мыться, лечиться, а потом отдыхать. О, Боги! – Лео снял с торса всю одежду, обнажая пеструю кожу, покрытую местами такой синевой, что, кажется, вот-вот начнет гнить, а особенно на животе, в месте, куда ударил его амбал. – Лео, это ненормально!
– Ну, еще бы… Давай я помоюсь сначала, а потом ты меня подлатаешь.
– Ладно… Ой-ой-ой!
Приняв душ, он рассматривал в маленькой светлой ванной свое чистое тело, украшенное лишь гематомами и ссадинами.
«Лампа тускловата», – подумал он, выходя из ванной.
– Садись быстрее на диван. Я чайник поставила. Будешь? Я тут печенье купила, немного сладостей. Сварила супчик. Я сегодня выходная, а вчера смена была хорошая…
– Никто не обижал?
– Брось, Лео. Ты же знаешь наших клиентов. Просто очередные грустные люди, которые лишь хотят немного тепла.
– Прости, я всё никак не могу им поверить.
– Я знаю и не держу зла. У тебя есть право на свое мнение, но я в полном порядке и не чувствую себя гадко.
– Я лишь не желаю тебе такой жизни. Они жалкие, слабые, ничтожные люди. Я бы покончил на их месте с собой, нежели заставлял кого-то за деньги утешать мою печаль. Ладно если бы ты просто говорила с ними, но как подобное может лечить душу?! Скоты они самые обыкновенные. Ненавижу их.
– Эх, Лео, – она погладила его щеку, усеянную ссадинами, – ты добрый мальчик, оказавшийся не в том мире. Я люблю тебя, ты ведь знаешь.
– Но ведь и я тебя люблю, ты моя семья, больше никого из родных у меня нет. Поэтому я и не могу смириться со всем этим. Поэтому я влез во всё это!
– Влез во что?
– Да во все! В проблемы, в темные дела, в бои. Не хочу я, чтобы мы так жили!
– Лео…
– Надоело мне все! Подлая, скотская жизнь! Почему все умнее, смиренней, мудрее и спокойней, чем я? Я один, что ли, в бешенстве и ярости от всего?! Сколько это еще будет продолжаться?! Даже ты так легко относишься к этому! Будто у тебя всё хорошо!
– У меня не всё хорошо.
– Да, я знаю. Прости, Илли, – он погладил ее руку, заскочив под глубокий рукав, а она не успела вовремя ее убрать, не желая его обижать.
Лео взглянул на свои пальцы: влажные, покрасневшие и пахнущие железом. Их взгляды пересеклись: Илли закусывала губу, пытаясь улыбаться, а на ее глазах наворачивались слезы, но она не бросала попытку улыбнуться ему. Лео уставился на нее разбитым во всех смыслах лицом и хотел бы пустить слезы, да не мог – лишь тупо смотрел на нее, умирая глазами.
