– Прошу прощения, – неловко пробормотал он и скрылся из виду. – Но чай готов, – упрямо подал он голос с лестницы.
– Мы идем, – сказала я и, крепко взяв Дэнди за руку, оттащила ее от зеркала и кувшина, даже не дав рассмотреть большой сундук для одежды, который нам поставили.
Первые два дня в Уарминстере прошли легко. Все, что от меня требовалось, – следить за лошадями, чесать их и поить, и узнавать, как скучно раз за разом чистить все то же стойло. Пока мы ездили, мне не приходилось мыть каменный пол, и теперь не слишком приятно было учиться этому у Уильяма.
Дэнди тоже надулась, когда миссис Гривз зазвала ее в кухню и выдала простую серую юбку и белый передник. Она вцепилась в свою красную юбку и зеленую шаль, не желая с ними расставаться.
– Приказ хозяина, – коротко сказала миссис Гривз.
Она забрала наряд Дэнди, пока та угрюмо переодевалась, и отнесла его в стирку, но потом не вернула. Когда Роберт в тот день обходил конюшню, Дэнди его перехватила.
– Я тебя предупреждал, – добродушно сказал он. – Говорил, что ты не будешь шляться в этой деревне. Здесь народ богобоязненный, и они – мои соседи. Завтра поутру в церкви ты всех разволнуешь, как хотела, только при этом не будешь пестрой, как цыганская шлюха.
– Я не пойду в церковь! – ответила искренне пораженная Дэнди. – В жизни не была!
Роберт взглянул на меня.
– Ты тоже, Меридон?
Я покачала головой.
– Вы не крещеные? – спросил он с таким ужасом, словно сам не был безбожником, пока мы кочевали.
– Еще как крещеные, – сказала Дэнди с законной гордостью. – И сколько раз. Каждый раз, как приходил проповедник, мы крестились. За пенни, что нам давали. Но в церковь мы не ходим.
Роберт сказал:
– Теперь будете. Все мои домашние ходят.
Он взглянул на меня из-под кустистых светлых бровей.
– У миссис Гривз и для тебя платье есть, Меридон. Придется тебе его надеть, чтобы пойти в деревню.
Я уставилась на него, прикидывая, могу ли воспротивиться.
– И не думай, девочка, – предостерег он.
Голос у него был мягкий, но в нем слышалась сталь.
– Даже не мечтай. Я здесь такой же хозяин, как на арене. У нас там у каждого своя роль, и здесь тоже. В этой деревне вы – приличные девушки. Будешь носить юбку.
Я молча кивнула.
– Ты ведь всегда носила платье, так? – спросил он. – В первый раз, когда я тебя увидел, ты водила лошадь в какой-то драной юбке? И ездила по-мужски в юбке, так ведь?
– Да, – согласилась я. – Но мне больше нравятся бриджи, как у парней. В них легче работать.
– Можешь надевать их, когда работаешь, – сказал он. – Но не за пределами конюшни.
Дэнди дождалась, когда он повернулся спиной, подобрала скучную серую юбку и присела в книксене.
– Сквайр-жулик, – сказала она.
Но не настолько громко, чтобы он услышал.
Я ничего не стала говорить про платье, которое меня ожидало. Но в тот вечер, за ужином в кухне, миссис Гривз подтолкнула ко мне по широкому выскобленному столу нижнюю юбку, рубашку, серое платье и передник. На стопке одежды лежал даже простой белый чепец, туго накрахмаленный.
– Это на завтра, для церкви, – сказала она.
Я встретилась своими зелеными глазами – с ее светло-голубыми.
– А если я не хочу идти? – спросила я.
Лицо у нее было словно кусок масла, оплывшее от страха и страдания.
– Лучше уж пойди, – сказала она.
Я молча взяла одежду.
На следующее утро надевать ее было странно. Дэнди мне помогла, а сама битый час заплетала и расплетала косы, пока ей не понравилась блестящая корона, с которой белый чепец был сдвинут так далеко, как только Дэнди осмелилась. Я, напротив, натянула свой чепец низко и постаралась убрать под него все свои медные кудри. Теперь я пожалела о том, что, потеряв терпение, обкорнала себя большими ножницами, которыми мы подстригали лошадям хвосты. Будь у меня волосы подлиннее, можно было бы их зачесать и завязать. А обрезанные, они сделались непослушными кудрями, которые то и дело вылезали из-под чепца.
