Симба – мой кот. Когда он был котенком, то много кусался. «Кусаться» было его любимой игрой.
– Он укусил меня! – смеялась мама. – Какой же ты хорошенький.
Моя мама – как и я – очень любила животных, поэтому если ее кусал малыш-котенок, она умилялась, а не злилась.
– Совсем как львенок.
Так Симба и получил свое имя.
Я подошла к стеклянной двери «Энимал Сапплайс». На ней висел график работы:
Пн-пт: 9:00 – 21:00
Сб: 9:00 – 20:00
Вс: 10:00 – 19:00
«Без перерывов и выходных»
Теперь это расписание было ни к чему. Отныне «Энимал Сапплайс» работал круглосуточно.
Я открыла дверь и быстро юркнула внутрь. Схватила кошачий корм с витрины и запихнула в рюкзак столько, сколько он мог в себя вместить.
Единственный плюс зомби-апокалипсиса – халява.
Можешь хапать брендовую одежду, о которой когда-то мечтал. Если хочешь, можешь забрать всю продукцию «Эппл» из магазина. Платить не надо. Это бесплатно.
Только вот это все равно тебя не спасет.
Сейчас самый спрос на еду и оружие, но точно не на халявный «Ориджин». Пока конкурентов у меня не было – вряд ли получится найти еще одну дурочку, которая беспокоится о жизни кота во время чумы.
Я вышла на улицу с разбухшим рюкзаком за спиной. Раньше Орлеан-Стрит была довольно людной. А что теперь? Я здесь одна. Совсем одна на целой улице.
Не помню, что я сделала сначала, кажется, пронзительно закричала. С неба камнем летело чье-то тело. Но я не возьмусь сказать, что было раньше – мой крик или удар тела об асфальт. Я перестала придерживать лямку рюкзака, и тот скатился по моей руке. Это, я знаю, произошло после крика и удара тела об асфальт.
Сколько в этом доме этажей? Двадцать?
Не уверена, сколько, но знаю, что высоко. Может, для Нью-Йорка и не слишком, но для того, чтобы спрыгнуть с крыши и размазаться по асфальту – самый сок.
Эта девушка примерно моего возраста, с волосами цвета как у Реггеди Энн. Хотя как я могла определить ее возраст? Она лежала лицом вниз. Если от ее лица еще что-то осталось.
Самоубийства и раньше были не такими уж редкими, а во время чумы количество суицидников увеличилось вчетверо. Здесь у каждого своя трагедия. Только что я стала свидетельницей одной из таких. Эта девушка с ярко-красными волосами была чьей-то дочерью. Возможно, чьей-то сестрой и возлюбленной.
Может быть, все ее близкие погибли, и именно это стало причиной для самоубийства.
Я часто думала о самоубийцах. Как люди, разумные существа, особенно в такие времена, когда жизнь особенно ценна, могут добровольно обрывать свою? Им кажется, что от этого будет проще? Конечно. Конечно, будет проще. Но у меня есть две причины, почему я не стану этого делать:
Убить себя просто потому, что устал бороться – признак слабости. Даже такую, я слишком люблю жизнь, чтобы оборвать ее.
Это – первая.
Вторая и более веская: Шон.
Шон – тот, ради кого я продолжаю бороться. Он – мой младший брат. Я любого разорвала бы голыми руками, если бы кто-то посмел тронуть его. Это правило распространялось даже на зомби.
Я не отдавала себе отчета в том, что все еще смотрела на тело несчастной девушки. Я попятилась и шумно выдохнула. Запах был отвратительный. Ровно как и вид. Изогнутые под неестественными углами конечности, темное пятно под животом и у головы – смесь крови и того, что тело из себя вытолкнуло, когда превратилось в омлет. Эта девушка могла быть красивой. Но теперь она не больше, чем прихлопнутая газетой муха.
