Тяжело вздохнул и опустил голову. Он видел послов.
– Займись охотой, – спокойно повторила она. – Возьми кого-нибудь с собой, и заготовьте пушнины. Лес лечит. И труд тоже.
– Все охотники уже разошлись. Я опоздал.
– Тогда возьми с собой Малку.
– Отшельницу? – На его лице застыло изумление.
Он однажды видел ее. Дикарка стоит босиком и выглядывает из-за дерева. Лицо ее скрыто оленьим черепом, в глазных черных впадинах блестят ее вытаращенные глаза. Она резко наклоняет голову, как ворона, издавая тихий протяжный рык…
Помотал головой.
– О-о, нет, – повторил он. – Нет, это паршивая мысль.
В дремучей глубине соснового леса бродил туман. Он то лился молочной патокой на сырую землю, устеленную мягким ковром иголок, то путался в хвойных ветвях, на которых серебрились кристальные брызги минувшего дождя. Крепкие стволы, растущие из земли могучими кольями, размеренно и задумчиво покачивались сквозь тонкий сон.
Едва заметная поросшая зарослями тропа извивалась среди деревьев и вела к ветхой землянке, сросшейся с природой в затихшей глубине. Землянка была старой, с просевшей крышей из пушистого дерна, с крохотным оконцем, затянутым воловьим пузырем, сквозь который пробивался тусклый одинокий свет.
Из давно развалившейся печной трубы курился сизый дымок, вздымаясь к хвойным кронам и умиротворенно растворяясь в них. Во дворике, неровно огороженном прогнившим плетнем, лежала груда дров. Вокруг по стволам деревьев висели обереги из костей животных, которыми глухо постукивал набредающий ветерок.
На колышке возле дряхлой двери, обтянутой облезлой шкурой, прикрывающей щели, висел посеревший человеческий череп. Должный отпугивать незваных гостей, он даже не встревожил Рогдара. Случайный путник мог подумать, что человек, которому когда-то принадлежал череп, сгинул здесь, встретившись с хозяином землянки. Но в глазницах и меж щерящихся зубов забита окаменевшая земля.
Оставалось гадать, где отшельница его откопала.
К землянке примыкала небольшая, неуклюжая, хлипкая пристройка, собранная из толстых веток и обмазанная обвалившейся глиной. Оттуда раздалось хоровое кудахтанье и возмущенный крик. Матерщина покатилась эхом по округе.
Через лазейку выскочила рыжая лиса, крепко держа в клыках задавленного куренка. Испуганно пробуксовывая лапами, стрелой бросилась в лес. Вслед за ней из курятника выскочила девушка, растянула лук, прицелилась и задержала дыхание.
Рогдар перехватил ее, пальцы соскользнули с тетивы, стрела сорвалась и гудящей осой улетела в хвойник. Малка метнулась в сторону, оступилась и рухнула наземь, стала быстро отползать, уставившись на Рогдара распахнутыми глазами. В них светился дикий страх. Кожа отливала бледнотой.
– Тише, ты чего?
– Зараза… – прыснула она, озлобленно поджав губы. – Чуть не сдохла со страху…
Взглянула вслед умыкнувшей лисе.
– Вот зараза! – Стукнула кулаком в землю. – Ушла, сучка!
И уткнула в Рогдара пылающий злобой взгляд.
– Хрена ты мне помешал? Я бы ее грохнула, и…
– Потому и помешал.
– Вот и на кой ляд?
– Животное не виновато, что хочет есть.
– А я, значит, виновата, что эта сучка давит моих кур?
– Я этого не говорил.
– Нет, именно это ты и сказал.
– Зверя ведет голод, а не разум. Не губи напрасно.
– Да они же задолбали меня – сил никаких нет! – Она поднялась на ноги. – Зараза! Это уже третья курица за неделю! Не виновата, видите ли, рыжая сучка, что жрать хочет! А я виновата, что тоже жрать хочу?
