Батый ехал и думал: «Какими разными бывают люди! Вот этот воевода. Жизнь отдал, но пощады не попросил. Батырь-человек! А этот жалкий князишка на все готов ради своей подлой жизни, ради власти. Неужели это власть делает человека столь низким? Интересно, а на что буду способен я, если окажусь вдруг на их месте?»
Батый уже встречал в жизни людей, предпочитающих смерть позору. Кто они? Почему они это делают? Как понять таких людей? А поняв, он и сам сможет, доведись, совершить подобный поступок. Но в то же время… «А если бы все были такими, как этот старик? – в дрожь бросило ан-Насира. – Сколько их еще осталось там, в Козельске?» Нет, он правильно поступил, что увел свое войско. Пусть говорят что хотят эти царевичи, пусть осуждают его. Встань на пути еще один такой воевода… Жаль, что не удалось захватить его сына. Как бы, интересно, повел себя отпрыск такого человека? Наверное, как говорил дед Батыя, от хорошего жеребца надо ждать и доброго жеребенка. Доведется ли встретиться с этим «жеребенком»? Если б довелось, он бы его уже не выпустил…
И вот Итиль позади. Запестрела шатрами земля, покрылась табунами изголодавшихся животных, забыты походы, бородатые старцы, предсмертные крики, стоны раненых… Улетучиваются воспоминания. Мирная, казалось, жизнь пришла на эту землю.
Полетели в разные стороны на резвых конях ханские посланцы. «Дани, дани!» – требовали они. Баскак Кочева появился перед вратами Владимира неожиданно, как тать на дороге. Его сопровождали сотни две татарских всадников. Угрюмые, ничего хорошего не предвещающие взгляды. При малейшем подозрении хватаются за сабли или хлещут плетьми.
Кочева нашел Великого князя Ярослава Всеволодовича у церкви. Тот, задрав голову, следил, как мужики крыли обгоревший купол. Татарин рукоятью плети ткнул князя в плечо. Ярослав резко обернулся, готовый достойно ответить нахалу. Но, увидев татарина, усмирил гнев.
– Не могу достойного гостя принять в своих палатах, – щека князя дернулась, – твои сородичи постарались.
Кочева кисло улыбнулся.
– Моя пришел сказать: «Хан, дай дань».
Ярослав усмехнулся:
– Ведомо, что не честить меня приехал. Но должен тебе сказать – что хошь делай, но пока ничего нет. Сам видишь, одна огарь кругом. Передай своему хану, чтоб дал время отстроиться. Людям негде голову приклонить. Все, что было, давно в сумах ваших или погорело.
Сорвался с места Кочева, точно ужаленный, пропела нагайка, и отряд умчался.
С тревогой посмотрел им вслед князь. И не зря. Не прошло и месяца, как пронесся слух, что в землях Владимирских появился большой татарский отряд. Боль сковала княжеское сердце. Ничего не оставалось, как склонить голову.
Сборы Ярослава были недолгими. Пришлось вывернуть карманы. На столе лежали подарки. Хану – золотое яйцо с каменьями. Яйцо не простое. Внутри – цыпленок, а в цыпленке еще и яичко. Все – из чистого золота. Ханшам – браслеты, бусы и ожерелья из раковин да монет. Были монеты и так, россыпью. С тяжким вздохом сгреб князь все это в кожаную кису, перевязал ремнем и подал воину:
– Будешь беречь. Довезем – быть нашим людям в радости. Утратим – не сносить нам голов своих.
– Довезем, – прогудели дружинники, гуськом выходя из княжеской времянки.
Прощаясь, присели перед дорогой. Княгиня постоянно вытирала слезы. Глаза ее выражали такую скорбь, что, казалось, она хоронит мужа живым. Отец Симеон басил:
