– Поднимай всех! Обшарить городище еще раз, дом за домом, обыскать лес вокруг. Искать любой след! Любой! – Его взгляд впился в лицо Элисуна. – Время до утра! Не найдете – ты знаешь, что будет!
Угроза подействовала на рэкса, как кадушка холодной воды. Он вдруг выпрямился и огладил торчащие вихры.
– Ты, туринец, войной нас не пугай – венды войны не боятся! Мы искали и будем искать цезаря, но не потому что боимся твоих угроз, а потому что он наш гость, а пропажа гостя – позор для венда.
Он развернулся и кивнул своим:
– Поднимайте всех, искать по всей округе!
Люди уже помчались выполнять, когда вдруг раздался удивленно-радостный крик.
– Нашли! Нашли, вот он!
Прокопий бросился бежать так быстро, что даже Велий мог бы позавидовать его реакции. Голос раздавался совсем близко и, обогнув угол дома, патрикий чуть не сшиб двух мальчишек, тыкавших пальцами в заросли травы.
– Вон он!
Прокопий не верил своим глазам: они перерыли здесь каждый сантиметр, но то, что на земле лежал цезарь, сомнений быть не могло.
– Иоанн!
Завопив во всю силу своих легких, Прокопий бросился к лежащему. Лу́ка и еще с десяток вендов кинулись помогать патрикию. Они, мешая друг другу, перевернули тело, и у всех одновременно вырвался вздох облегчения. Иоанн дышал и что-то бормотал в пьяном сне.
– Несите его в дом! – заорал Элисун, и четверка вендов, подхватив распростертое тело, потащила его к крыльцу. Прокопий беспокойно семенил следом, а Велий, притормозив, подозрительно осмотрел место. Он мог поклясться, что прошел здесь раза три, не меньше, и не заметить лежащее во весь рост тело просто не мог.
– Чертовщина какая-то, – пробурчал он вполголоса и, не найдя ответа на свои вопросы, пошел вслед за всеми.
Иоанна уложили на ту же постель, с которой он совсем недавно с таким позором вскочил. Горницу, конечно, выдраили, перину поменяли, но очнувшемуся цезарю все равно повсюду чудился кислый запах блевотины. Рядом возвышались взволнованные лица Прокопия и Лу́ки, у дверей в толпе своей родни застыл Элисун, все они что-то спрашивали, сами же отвечали, и в конце концов создавали один невообразимый гул в похмельной голове Иоанна. В этом всеобщем словоизвержении он уловил только одну приятно удивившую вещь – никто не вспоминал о его позоре.
«Моя пропажа, – подумал Иоанн, морщась от головной боли, – спасла меня от унижения».
Он еще раз взглянул на запавшие глаза своего дяди и добавил уже с присущей ему иронией: «Если не считать близкое к инфаркту состояние Прокопия и чуть не разразившуюся войну с вендами, то мое похищение имеет одни положительные последствия».
В общей какофонии лейтмотивом звучал главный вопрос: где ты был и что с тобой случилось? Иоанну совсем не хотелось рассказывать ни о странных похитителях, ни о разговоре с ними – хотя бы потому, что он сам уже начал сомневаться, а было ли все на самом деле. Поэтому, наступив на свое природное отвращение ко лжи, он впервые соврал своему единственному другу и наставнику:
– Дядя, я лишь смутно помню, как выскочил на крыльцо, упал в траву – и все. Вырубился! Очнулся, только когда вы меня растолкали.
В миг заскучавшие лица вендов наглядно показали, насколько они разочарованы. Неизвестно, чего они ожидали, но поверить в то, что человек, которого всем народом столько времени искали, оказывается, просто спал, к тому же под самым носом, было невыносимо трудно.
