Мести не будет - страница 8

Последний, самый молодой из четверых, студиозус-медикус Ендрек тоже попал в берестянский застенок едва ли не случайно. Возвращался он из Руттердахской академии, где отучился перед этим три года. Ехал в родной Выгов на отдых, родных повидать. И вот, проезжая Малые Прилужаны, парень имел неосторожность прочитать на площади Берестянки сатирический стишок-лимерик, в котором крепко припечатал местного владыку – князя Януша Уховецкого. А народ малолужичанский, издерганный к тому времени насмешками южных собратьев, шутки над собой и своими князьями понимать разучился. Так что стражники буквально спасли молодого стихотворца, вырвав его из рук решительно настроенной толпы и утащив в буцегарню.

– Не сердись, пан Юржик, – мягко улыбнулся Ендрек. – Коли хочешь, я сам тебя полечу. Мне только инструмент надобно найти. Зуб-то рвать надо...

– Уж прям так и рвать... – нахмурился пан Бутля. – Сразу рвать. Чуть что, так и рвать. Все вы, медикусы да знахари-лекари, одним миром мазаны.

– А как ты хотел? – удивился студиозус.

– Я думал, ты меня полечишь, как тогда... Около Лексыного шинка.

– Да я, вроде как, обычно лечил. Я ж...

– Н-н-не важно, как ты лечил, важно, чего желал п-п-при этом.

– Да что я... – засмущался Ендрек. – Желал, чего обычно лекари больным желают...

– Ну да, – хохотнул Лекса. – Знаю я, чего лекаря желают. Чтоб серебра побольше выдоить... того-этого...

– Но ведь не всякие!

– Э! Погодите! – воскликнул пан Юржик. – Коли так, мне к цирюльнику нельзя – у нас денег-то не осталось почти.

– Н-ну, пару грошиков найдем, – усмехнулся пан Шпара. – Чего н-не сделаешь д-д-для хорошего человека.

– Так я не понял – мой зуб что, пару медяков стоит?

Лекса упал лицом в гриву коня и беззвучно захохотал. Да и пан Войцек не сумел сдержать улыбку. А Ендрек поднял обе руки вверх:

– Все, уговорил, пан Юржик. Буду тебя лечить. Куда ж я денусь?

Двустворчатые ворота Жорнища были открыты лишь наполовину. Для пешехода в самый раз. Всадник протиснется с трудом, а вот подвода не проедет.

Навстречу приезжим, позевывая, вышел урядник хоровской порубежной охраны. Поигрывая пальцами на рукояти кривой сабли, спросил:

– Кто такие? Откуда будете?

Пан Войцек вдохнул, выдохнул, набрал побольше воздуха и напевно, чтоб не заикаться, ответил за всех:

– Пан Войцек герба Шпара, следую от Искороста на Уховецк. Со мной вельможный шляхтич, пан Юржик герба Бутля, ученый медикус Ендрек и Лекса – он мой денщик. – Именно так представлять Лексу они договорились заранее, чтобы не стараться чрезмерно, объясняя путешествие благородных шляхтичей в одной компании с простолюдином.

– По каким таким делам в Искоросте были? – нахмурился порубежник.

– По своим, урядник, по своим, – свел брови пан Войцек. – Или я н-не шляхтич уже? – Он выразительно поправил тяжелый кончар и саблю.

– Шляхтич, не шляхтич... Того мне не ведомо. Хотя, конечно, с виду – шляхтич.

– Так что за д-допрос, урядник?

– А положено, – уверенным тоном отвечал порубежник. – Приказ пана сотника. Время, понимаешь, пан Войцек, военное. Неспокойное, скажу прямо, время.

Пан Шпара кивнул.

А что возразишь? Еще в переполненном шинке, где они заночевали перед последним днем пути на Жорнище, народ так и гомонил, расписывая события в Малых Прилужанах. Говорили, что Крыков в осаде. Под стенами одной из сильнейших крепостей северной части королевства скопилось до десятка хоругвей, но отсутствие осадных машин не давало великолужичанам существенных шансов на скорую победу. Велись боевые действия и по направлению Жеребки – Крапивня. Ходили слухи и о гусарских частях, брошенных паном Твожимиром Зуравом на Заливанщин. А через Лугу рванулись охочие до добычи отряды рыцарей-волков из Зейцльберга. Пан Войцек аж перекосился весь, когда услышал про то. Даже шрам на его щеке побелел, словно кистью с побелкой кто-то по лицу шляхтича мазанул. Он тогда спрашивал насчет Богорадовки, Ракитного, Берестянки... Что там? Как дела обстоят? Но вразумительных ответов не добился. И вправду, откуда южанам знать подробности далеких северных войн? Ведь своя уже стоит на пороге мирных обиталищ и скалится в жутковатой ухмылке.