– Веришь мне? – снова спросил я.
– Да.
Я объехал ее, встал сзади и обнял за талию – осторожно, но надежно. Она схватила меня за руки. Я часто видел, как инструктора так ездили со своими подопечными, меня самого так катал Хаджи-Мурат, пока я учился у него. Но никогда еще я не пробовал прокатить так кого-то другого.
Ее друзья уехали вперед, и я последовал за ними, увлекая за собой и молодую сноубордистку. Она оказалась невероятно легкой. Ее доска так и норовила залезть под мою, столкнуться с ней, но я с одинаковым успехом мог как повернуть собственную доску, так и отпихнуть ее.
Мы набрали скорость, и Настя взвизгнула, но по-прежнему делала то, что я просил. Вот мы поравнялись с ее друзьями, а вот мы и обогнали их.
Однако мне-таки пришлось пожалеть о своем хвастовстве. Когда я уже было хотел затормозить нас, я не сказал Насте ни слова, ожидая, что она продолжит делать то же, что и раньше. Но она испугалась, засуетилась, и скрестила нам доски прежде, чем я успел сообразить, что к чему. Мы прокатились кувырком по трассе, собирая синяки, на потеху ее друзьям.
Весь оставшийся день я украдкой винил себя за эту глупость. Я был виноват, я прекрасно это осознавал. Я подверг ее опасности, чтобы помериться “крутостью” с ее другом. Этого я ей, конечно, не сказал. Но пообещал ей, что такого больше не повторится. Мне стало лишь немного легче, когда она сказала, что почти не ушиблась. Еще легче мне стало, когда я понял, что страха перед горой после этого у нее не прибавилось. Что ж, может, я действительно немного драматизировал.
– Это, конечно, было жутко, но и очень… захватывающе! – таков был Настин вердикт.
Пару раз я видел на горе наших парней из “Домбай-Ульген”, в числе которых был и Тим с мальчиком лет двенадцати на лыжах. Все спрашивали, как наши с Настей успехи, имея в виду и мои собственные успехи, как инструктора, тоже, но я никому так и не рассказал об этом инциденте, а Настя, видимо, не считала нужным вставлять это в разговор.
Когда подъемники уже закрылись на подъем, и мы с белой курточкой размеренно и не спеша спускались по “Лесной” трассе, носившей свое название вполне заслуженно, Настя спросила меня:
– Как я могу отблагодарить тебя за сегодняшний день? Денег ты, конечно, не возьмешь.
Мы спускались короткими перебежками, часто останавливаясь оглядеться вокруг. Здесь было на что посмотреть.
Черные ели с огромными снежными лапами, тянущимися к зазевавшимся лыжникам и сноубордистам, выстроились многочисленными полками по обе стороны от трассы. Где-то высоко над ними стремились к небу хребты гор-великанов. А прямо перед носом кружились веселые снежинки еще только начинавшегося снегопада.
Я покачал головой. Если б она сказала это не утвердительно, я бы, возможно даже обиделся.
– Может, ты сходишь со мной куда-нибудь сегодня вечером?
Я не знал, на какой ответ я надеялся, но особенно обрадовался, когда она согласилась.
– О! Давненько тут тебя не видал, – высказал в ответ на мое приветствие высокий мужчина с вытянутым загорелым лицом и длинным острым носом. – Паша, да?
Я кивнул, ожидая, пока паренек, пришедший до меня к “Домбай-Ульген”, освободит щетку, предназначенную для чистки снаряжения от снега, которую взял с наружного подоконника. Настю я послал внутрь переобуваться, обещая, что и ее доску я тоже почищу.
Мужчину звали Казбеком. Он был лишь совсем немного младше Хаджи-Мурата, но зато на целую голову выше и седины в его короткой остроконечной бороде было не меньше. Всем своим видом он всегда напоминал мне коршуна – и виной тому была даже не форма носа, а пронзительный острый взгляд черных глаз.
