Без ощущения себя (самоощущения), которое возможно лишь в силу выделенности, не возникнуть намерению этого «себя» знать. Если бытие происходит невыделенным, безотносительным образом, знать некому и ничего. Забавно, что актуальным самопознание может стать не раньше, чем произойдет дробление на познающего и познаваемое, якобы предпринятое во имя того, чтобы познать самого себя.
2
Похожим на идею значимости небытового самопознания является представление, будто исполненное полноты бытие, не имеющее внешнего смысла или назначения, имеет, стало быть, некий внутренний смысл или собственное, имманентное назначение. «Раз оно – не для чего-то иного, стало быть, оно – для самого себя», – делается вывод, который нельзя не признать поспешным.
Очевидно, что свободное от внешнего предназначения скорее вообще свободно от повестки предназначения, нежели имеет своим предназначением само себя. Существовать для себя – значит быть разделенным, и внутренний смысл такого существования легко обращается во внешний, выступая таковым по крайней мере для той «половинки» себя, ради которой существует другая «половинка».
К тому же бытие-для-себя – это чистой воды эгоизм, а стоит ли уподоблять эгоисту бытие, исполненное полноты? Да, оно не существует ни для чего внешнего и даже вообще не предполагает ничего внешнего, но это, в частности, означает, что ему не от чего отделиться, чтобы, опять же, выделить себя. Исполненное полноты бытие не может быть для себя, поскольку никакого себя, собственно говоря, не имеет.
Не служащее ничему наружному не служит и себе. Будь иначе, то есть оставляй оно актуальным концепт службы, служба себе сочеталась бы со службой чему-нибудь еще: так, всякий эгоист пусть и из корыстных побуждений, но непременно оказывает те или иные услуги, что называется, на стороне. Всему, что выделяет себя, себя мало, поэтому нужно представлять собой еще и некую внешнюю ценность; служить только себе здесь не получится. И это еще очень большой вопрос, действительно ли эгоист живет для себя и действительно ли он вообще живет – его поступки вытекают скорее из инстинктивной программы, нежели из собственных, осознанных решений.
Даже чтобы быть для самого себя, нужно иметь предел, окончание: ведь если тому, для чего ты есть, не оставлено места, то нет и самой возможности для «бытия для». Таким образом, бытие для себя оказывается бытием для отчужденного, внешнего себя – такого себя, который не равняется тому, кто есть для него. Чтобы служить самому себе, мало разделиться на две части: нужно также, чтобы одна из этих частей была рабом, а другая – его господином. Соответственно, представление, что «не служа ничему другому, абсолют служит самому себе», есть не что иное, как привнесение отношений «хозяин – раб» туда, где, по идее, должны царить цельность и единство.
Совпадение цели и средства в чем-то одном означает преодоление этого дуализма. Цель и средство обнаружились не-разным, следовательно, дихотомии цели и средства пришел конец, она больше не значима, про нее можно забыть.
Если смысл чего-либо не выходит за пределы этого «чего-либо», то, похоже, само понятие смысла теряет всякий смысл. «Его смысл – в нем самом» – эта формула, претендующая на философичность, если и относится к числу философских, то разве что неудач.
Сказать, что нечто есть только для того, чтобы оно было, означает расписаться в том, что состоялся выход за пределы той локации, где разговор о назначении (смысле) имеет смысл. Само словосочетание «абсолютный смысл» – абсолютно бессмысленно. Смысл может быть только относительным.
