Хотелось послать их матерно
Туда, откуда взялись.
Чтоб черными стали из красных,
Чтоб с шеи сползла голова.
«Я вам далеко не Некрасов,
чтоб временем пачкать слова.
Я вам не шарманка с музыкой —
Позолоти и крути.
Я просто беспечно русский,
Меня уже не спасти».
***
Связки песней подрезаны,
Не кресту – красота.
Было б дело по-трезвому,
Было б всё неспроста.
Но не спевшим – куда идти?
Конным, пешим ли? Бред
Только бешеный в памяти,
Только сдуру – поэт.
Мне к последнему празднику
Бубенцы не готовь.
Если жить угораздило,
Значит, будет любовь.
Небо к ночи потрескалось.
Не кричи – выручай.
Было б дело по-трезвому,
Было б всё невзначай.
Бог не мебель – подвинется,
Не с небес, так с креста
Скинет ножки – травиночки,
Чай, не в масть пустота.
Волки мной не побрезгуют,
Эко дело – вино.
Было б дело по-трезвому,
Было б снова смешно.
Полосую без удержу
По-садистски листы.
Бесполезную голову
Кием «Паркера» —
В лузу.
Скулы сводит, как в Питере
Утром мосты,
С томным скрипом,
Рождающим новые блюзы.
Кофта фата желтее, чем
Натюрморты с луной,
Вышью вместо «битлов»
Я мозаику смерти.
И останется Бог
Тёплой горькой слюной
На отправленном мной
Безымянном конверте.
Ромашки оборвать – и в урну…
Не любит / любит. Нечет к чёту.
Быть иль не быть. Какого чёрта
Моя любовь неподцензурна?
По потолкам с разбитой лепкой
Прощеньем – тень моих объятий
(со стороны:
Поблёкшей блядью
Играет пьяный эпилептик).
Нервно-тряпичным арлекином
В меха и кнут одел Венеру.
А ты сидишь, ослабив нервы,
Полулежа.
Какой богине
Заклан ягнёнок?
Слава мёртвым!
Твой холод – трупный холод жертвы.
Опустошённые фужеры
В овале губ полуистёртых…
Vae victis! Без суфлёра – жутко.
Quo vadis! Поводырь бесплатно.
И, как слеза за вырез платья
Стечёт любовь последней шуткой.
Было б весело,
Я бы не плакал…
И какого же черта рыдать,
Если жизнь полудохлой собакой
Заползала ко мне на кровать.
Было б дело бессмысленной ночью,
Я б заснул или выпил вина,
Я бы выпелся, я бы отсрочил,
Я бы выплакал совесть до дна.
В грязной мути сигарного дыма
Я б нашёл для себя облака…
Слишком долго Мария для сына
Вожделенный тот крест берегла.
По острожью и по бездорожью,
По зелёной, как плесень, траве
Татуировал сумерки кожей,
Лишь бы в пляс не пришлось голове.
Но не мне эти груди залапать,
Чтобы брызнули кровью соски.
А ведь смерть для прикола могла бы
Пожалеть… Так ведь все не с руки.
К черту Дьявола —
Есть ли он, нет ли.
Мог бы Бога приснить для себя…
Но не мылом ли смазаны петли,
Что сегодня на горле скрипят?
Было б сердце на кругленьком блюдце
Без вины сиротливых зрачков…
Только песенки в пятнах поллюций
Изнасилованы смычком.
Кричали «вон!», «распни его!», вопили «Ave»,
Носили небо на руках дo первой крови,
Но пил в хлеву из грязных луж подлиза Авель:
В ногах – дерьмо, и аналой – у изголовья.
И, отхаркнувши желчь, кряхтел разбитый идол,
И кислотой плескал в купели Pater потный,
Но я свой варварский парад ещё не видел,
Забив глаза нелепым сном туник двубортных.
Держали понт, шептали «вист!», кидали пальцы
И волокли спиной по аду до Эдема,
Но пух летел из плюшевых паяцев,
И чей-то праведник скулил: «Откуда? Где мы?»
Ведь я ещё не посмотрел Мадонну Санти,
Никто не спел «Ла скала блюз» в моих оскалах,
А вы тащили мордой вниз, оставив сзади.
Свою любовь, что вам назло меня искала.
Теперь ли править «Отче наш» a la хвалебен?
Теперь ли строить ля диез в моих аккордах?
Ведь та, что вас ласкала ртом, рисует небом
