Опушка леса. Утро.
Приятель дрэдастого опустился на корточки, потряс Шайтана за плечи, не увидел реакции, сказал в пол голоса:
– Точняк, мертвый.
– Погоди!
Дрэдастый бросил палку на землю, сел рядом со своим приятелем и, пытаясь пощупать пульс, прижал пальцы к горлу Шайтана.
– Ну чё ты время тянешь?
– Не нукай, не запрягал. Дай пульс пощупаю. Может, живой еще.
– Валить отсюда надо, пока не поздно!
– За оставление в опасности статья сто двадцать пять УК – тюрьма до года…
– Ты-то откуда знаешь?
Дрэдастый постучал по своему лбу кулаком.
– Эх ты, шляпа, сеструха ж в юрике учится.
– Бляха, ну да, точно.
Его приятель встал, направился в сторону лесной опушки, остановился, обернулся и с ожиданием посмотрел на дрэдастого.
– Чё тормозишь? Валим отсюда!
Приятель подбежал к нему, нервно сплюнул на землю.
– Дрон, да ты погляди как следует, его же не просто избили, его убивали! Вон, из могилы своей вылез, то есть, из ямы.
Дрэдастый встал, сначала посмотрел на своего приятеля, потом с сомнением на Шайтана и растерянно пробормотал:
– Позвонить бы в больничку. Телефон дай, – он нервно пошарил рукой по своим карманам, – свой я в общаге, кажись, забыл.
Дрон удивленно на него вытаращится.
– А если его бандиты убили?
– Может, и так.
– Пульс нащупал?
Скинув пучок дрэдов рукой со лба, художник неуверенно ответил:
– Кажется, нет его. Дрон, чё будем делать-то, в натуре стремно же?
– Ну да, и мне не нравится все это. Прибьют еще.
Он рассеянно глянул по сторонам, перевел тревожный взгляд на Дрона.
– А если со станции позвонить? С автомата? Не просекут же?
– Если там камер нет, то позвоним.
– Я их не заметил, когда сюда приехали. Да и Петушки. Здесь даже нормально перекусить негде.
– Посмотрим. Скорее идем.
Наше время. Подмосковье.
Опушка леса. День.
Бездыханное тело Шайтана лежало бесформенной кучей на вскопанной земле. Возле него стояла видавшая виды карета скорой помощи и новехонький полицейский УАЗ.
Среднего роста молодой ухоженный фельдшер, говорящий с легким ферганским диалектом худой престарелый водитель-узбек и невысокий, но довольно-таки крепкий участковый лет двадцати с хвостиком курили возле УАЗа.
Толстый, маленький врач со стетоскопом в кармане белого халата, сидел на корточках и осматривал лежащего на вскопанной земле Шайтана. Убрав с тела руку он громко сказал участковому:
– Петро, иди-ка сюда.
Участковый бросил окурок на землю, придавил ногой, поплелся в сторону врача.
– Чё скажешь?
Врач перевел взгляд с Шайтана на него и показал на прокусанный пластиковый пакет на голове трупа.
– Задушен пакетом и скотчем. Но пакет как-то умудрился прокусить. Хотя, не исключаю мышей. Их здесь полно. Они могли прогрызть дыру.
Участковый кивнул на грудь Шайтана и кровавое пятно на ней.
– Тогда это что?
Врач показал на видимый через дыру в пластиковом пакете посиневший глаз потерпевшего.
– Застрелен, а до этого сильно избит. Видишь подбитый глаз?
Участковый присмотрелся к посиневшему глазу Шайтана.
– Ага, вижу. – Он устало опустился на корточки возле врача, почесал рукой в затылке. – А так бывает?
Врач задумчиво вздохнул.
– Эх, зеленый ты еще, в ментовке всего пару месяцев! Еще как бывает. Распутина вспомни. Умер от обильного кровотечения вследствие огнестрельной раны в живот, но сначала был отравлен, жестоко избит и в конце концов утоплен в проруби. Замариновали, проще говоря, господа крестьянина.
– Ну, да. Ну, да. Только второго Распутина здесь не хватало. – послышалось в ответ.
