1972 год. Москова.
Типичный арбатский двор. День.
Лето выдалось в тот год чрезвычайно жарким. Пели птицы и цвели тополя. Толя и долговязый Мишка во дворе пинали мечту всех пацанов той давно ускользнувшей сквозь пальцы эпохи – потертый кожаный мяч.
– Миханыч, твоя очередь на ворота, – недовольно прокричал Толян.
Мишка безропотно встал под квадратной аркой из железных труб для выбивания ковров и принял позу вратаря – согнул ноги в коленях, расставил руки в разные стороны и вспомнил, что сзади находилось открытое окно первого этажа жилого дома.
Толя как следует разбежался, высоко занес ногу в прыжке и смачно пнул мяч мыском типичного и недорогого советского красного кеда. Звон разбитого стекла не заставил себя ждать.
Какой-то разъяренный мужик заорал
– Да что же это такое?
Толя пулей выскочил со двора. Мишка вспомнил о кожаном мяче, который нельзя было бросать в беде, обеими руками схватил его, надежно прижал к груди и понесся за удаляющимся Толей в гущу зарослей кустарника.
***
Толя и Мишка сидели на поребрике, рядом с давно сбитыми ногами ступеньками в холодный подвал – виновник неожиданного бегства, мяч венгерской фирмы «Artex» с ниппелем, тот самый, что в клеточку, безмятежно лежал на земле.
Толя достал из кармана пачку сигарет, покрутил в руках и спросил по-взрослому у Мишки.
– Курить будешь?
Одним движением руки он открыл пачку болгарских сигарет «ВТ», Мишка вытащил одну – сунул в рот.
И вот эти мелкие башибузуки стоят, дымят, как заправские курильщики, пускают кольца дыма, как учили их старшие пацаны, а мимо неторопливо идет Максимка со скрипичным футляром под мышкой. Толя толкнул Мишку локтем в бок и прошептал:
– Да ну его к лешему. Может, не надо?
Толя сплюнул под ноги.
– Надо, Миханыч, еще как надо. Смотри и учись! Он повернулся в сторону Максима. – Эй, ссыкло, стоять!
Несчастный мальчишка еще сильнее прижал скрипичный футляр к груди и замедлил шаг.
Толя вскочил с поребрика, бросил окурок дорогой сигареты на землю, поднял с земли увесистый дрын и подбежал к Максимке сзади.
– Ты чё, оглох? Кому сказал, стоять?
Максимка остановился. Толя направил палку ему в спину – конец уперся скрипачу меж лопаток.
Наше время. Подмосковье.
Опушка леса. Утро.
Молодые художники внимательно смотрели на Шайтана. Пакет на его голове был то ли надорван,то ли прокусан. Хрен вот так сходу разберешь… да это и не важно. Важно другое – сквозь дыру в пакете был виден посиневший глаз. Грудь же Шайтана представляла собой сгустившееся бесформенное багровое пятно. Кровь?
Дрэдастый еще раз потыкал палкой в Шайтана в грудь – никакой реакции. Его приятель мотнул головой.
– Кажись, мертвый.
– Да ну, его нафиг. Синюшного рудимента нам с тобой еще не хватало.
Приятель дрэдастого подошел к Шайтану, легонько ударил его мыском ботинка по почкам и затаился. Хм-м… тоже никакой реакции. Странно все это…
1993 год. Москва.
Возле казино «Метелица». Утро.
В лучах восходящего Солнца одетый в длинный черный кожаный плащ Шайтан, которому недавно простучало тридцать пять годков со дня появления на этом свете, с зализанными назад волосами быстро и уверенно шел по красной дорожке к стеклянной двери, над которой висела большая надпись «Метлица».
Пожилой Швейцар в красной ливрее почтительно склонился перед Шайтаном и открыл перед ним стеклянную дверь.
1993 год. Москва.
Казино «Метелица». Утро.
Гремела музыка. Шайтан поздоровался за руку с высоким, голубоглазым, крепким охранником и спросил его:
