Метод. Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Выпуск 5: Методы изучения взаимозависимостей в обществоведении - страница 53
Воспользуемся классическим примером из Lectureson Conversation Харви Сакса, чтобы прояснить суть дела. Сакс предлагает анализировать следующую ситуацию:
«Миссис Дикс повернулась к мужу и дружелюбно, но притом явно командирским тоном требует передать кое-что с другого края стола. Мистер Дикс поворачивается к жене, теперь они – лицом-к-лицу. – “Пожалуйста,” – напоминает он, и в голосе его слышен легкий упрек. – “Пожалуйста,” – повторяет она. Она растягивает слово, как бы для того, чтобы показать: ей не нравится, что ее поправляют, – и вместе с тем, таким тоном, который указывает на ее готовность признать: это необходимо» [Sacks, 1992, p. 657]. Но что, продолжает Сакс, мы получим при простой записи разговора (речь идет именно о письменной записи)? – Примерно, такой обмен репликами:
A: Передай соль.
B: Пожалуйста.
A: Пожалуйста –
и B передает соль.
(Предполагается, что запись делал наблюдатель.) Дело тут в следующем. Высказывание «передай соль» могло бы считаться вполне завершенным высказыванием, т.е. на нем и разговор мог бы считаться завершенным. Но это не так: пока не состоялось локализованное и релевантное в данной секвенции действие («ocated sequentially relevantaction»), т.е. пока действие не завершено, не завершено и высказывание [Sacks, 1992, p. 657]. Теперь, если представить себе, что миссис Дикс еще менее вежлива, мы уберем из этой записи глагол, так что понимание происходящего на основе одного только записанного обмена репликами станет еще труднее:
A: Соль.
B: Пожалуйста.
А: Пожалуйста.
При такой записи теряется все, что есть в живом ходе событий, к которым относятся и сам разговор, и действия, им предполагаемые. Остается лишь поставить вопрос о статусе такой записи, т.е. о характере текста. До известной степени правы те, кто, цитируя Рикёра, говорит, что понять транскриптинтервью – значит получить доступ к тому способу бытия в мире, который открывается неостенсивными референциями текста [Packer, 2011, p. 119]. То же самое, с соответствующими изменениями, относится и к записям наблюдений и т.п.25
Все так, но что с остенсивной референцией? Здесь есть предмет, на который указывают, а именно соль. Однако здесь нет ни глаголов в личной форме, ни обстоятельств времени и места. Нам нужно было бы указание на событие действия, а не на предмет – солонку, – но как раз события действия здесь и нет, причем нет ни в живом диалоге, ни тем более в его записи. Нам нужно было бы понять личную отнесенность высказывания – но здесь она сведена к минимуму, так называемому turn-taking (очередности) в разговоре. И если для того, чтобы понять «действие как текст», нам нужно определиться с пониманием мира как областью неостенсивных референций, то можем ли мы говорить о нем, не разобравшись с остенсивными референциями? Попытки определить остенсивные референции наталкиваются на сложности вполне определенного свойства, но может ли это иметь последствия для определения неостенсивных референций? Даже речь без места, времени и личных местоимений может быть ситуационно вполне адекватна, однако сделать вывод об остенсивной функции высказываний на основании точных, но скупых документов мы не можем – мы можем строить лишь более или менее вероятные предположения относительно того, что там было «на самом деле». Но и сам наш текст имеет ту же природу – это не действительность моментально свершившегося, а пребывание смысла, запечатленного на письме. В конечном счете, как исследователи, мы имеем дело лишь с неостенсивными референциями.