Вот и сейчас сидела она во дворе, греясь на утреннем солнышке, и от удовольствия изредка поквакивала. Вокруг неё, заложив руки за спину, нервно ходил высокий рыжий детина. Иногда он останавливался, взмахивал руками, что-то доказывая зелёной супруге. И совсем не подозревал, что разговор этот они ведут при свидетелях.
На подоконнике расположились наблюдатели – Альберт Иванович Полухайкин и Гуча. Видно было, что вчерашний вечер провели они плодотворно – физиономии у обоих были помятыми, но плутовское выражение с них не исчезало. Альберт Иванович слушал с удовольствием. Его большое лицо покраснело – король изо всех сил старался не рассмеяться. Маленькие, глубоко посаженные карие глазки блестели, а ноздри большого, картошкой, носа, раздувались. Он то и дело поправлял корону, то наползавшую то на узкий лоб, то на квадратный, морщинистый, словно у шарпея, затылок.
– Дай поцелую! – просил Самсон свою нестандартную супругу.
– Отстань, – лениво отвечала разморённая Кваква.
– Ну, один раз дай… – продолжал настаивать рыжий вор, стараясь придать голосу просительную интонацию.
– Отстань, сказала, не дам! – Кваква перепрыгнула подальше от надоевшего мужа, но Самсон рванулся следом за ней.
– Ну, пожалуйста…
– Не дам! Не дам!!! Никогда не дам!!! – Огромная лягушка уже начала сердиться.
– Я только в щёчку, а? – заискивающим тоном выпрашивал разрешение рыжий вор.
– Да ты меня всю уже зацеловал! От бородавок на макушке до перепонок на лапах вся и зацелована! А толку-то?!
– А может быть именно сегодня и получится? Представь только – поцелую тебя, а ты сразу принцессой станешь. Или королевной? – В голосе мужа Квакве послышались слёзные нотки, но она не смягчилась.
– Велика честь! – ответила Самсону невозмутимая супруга. – Хотя, надо сказать, что принцесса воров – звучит гордо. Ха!
– Я – цыган, – ответил Самсон и обиженно отвернулся от неё.
– Ещё лучше – королевна десяти цыганских кибиток, – ответила Кваква и снова перепрыгнула в другую лужу.
Королева Марта тщательно следила за чистотой двора. Лягушке очень нравилось нежиться в лужах дождевой воды на влажных, прогретых солнцем плитах. Она вдыхала тёплый от испарений воздух и лениво переругивалась с супругом.
Гигантская лягушка сама забыла о том, кем она была раньше, и, если бы не это болтливое существо, по прихоти судьбы ставшее её мужем, она бы и говорить перестала. Вот и сейчас ей захотелось раздуть пузырь под горлом и громко, с удовольствием квакнуть. Лягушачья шкурка давно стала привычной и уютной, комаров вокруг – вдоволь. А это суетливое беспокойное существо пристаёт с расспросами.
Лягушка с трудом ответила по-человечески:
– Мне и лягушкой нравится неплохо, вот только цыганской женой быть очень хлопотно.
– Я цыган только наполовину, – ответил Самсон.
– Зато вор весь целиком, – возразила Кваква. – Зачем у Амината перстень украл? Между прочим, только в этом году двадцать четвёртый раз уже!
– Из спортивного интереса, – буркнул вор.
Он и сам не смог бы объяснить, почему с таким болезненным постоянством ворует этот злосчастный перстенёк с зелёным камешком. Самсон думал, что делает это для того, чтобы отомстить отшельнику за то, что тот когда-то повесил его на столбе вверх ногами, заколдовав верёвки. Но после каждой кражи он снова оказывался на столбе, и появлялся новый повод для мести. И так без конца! Если бы Самсон догадался поговорить об этом с пострадавшим – отшельником Аминатом, тот бы многое объяснил незадачливому вору. Он бы рассказал, что перстень волшебный и принадлежать может только одному хозяину – ему, волшебнику Аминату. И не только Самсон, любой, кто бы не украл эту вещицу, окажется на столбе, привязанным вверх ногами. И он – отшельник Аминат – тут не при чём. Перстенёк такой! Но Самсон не спрашивал, а Аминат не лез с объяснениями, хотя глупости вора старик удивлялся постоянно и за полётами на столб, в Последний Приют, наблюдал с долей злорадства.
