– Садитесь в кресло, – благородно предложил Юра, открывая холодильник.
– Это удобно, что у вас холодильник в комнате.
У самого Льва Борисовича холодильник стоял в коридоре рядом с холодильником Виктора Палыча.
– И телефон, – на столе лежала трубка радиотелефона. – Только когда я говорю, у всех соседей первая программа вырубается. Сэнкс год, они еще не въехали, от чего это.
– А от чего?
– Радиотелефон и первая программа тэвэ на одной частоте работают. Ну вот: колбаса в тарелке, водка в рюмках. За знакомство?
– За соседство, я бы сказал.
Они выпили. Лев Борисович проглотил слюну.
– Дерьмо водочка, – согласился Юра, – Очень сладкая.
– Пойдет, – Лев Борисович почувствовал желание тоже говорить односложно.
Выпили еще. И еще. Закурили.
– А чем вы занимаетесь? – Лев Борисович с уважением поглядел на компьютер.
– Перевожу. Какие-то боевики бесконечные. Хоть не любовные романы. Еще учу одного урода писать сочинения.
– А сами пишите?
– Что, сочинения?
– Нет. Стихи, прозу, что-нибудь?
– С чего вы взяли?
– Не могу объяснить. Просто мне кажется, что в вас должно быть что-то еще… не только ради денег, а что-то серьезное. Вы из тех, кто может творить.
Юра опешил. Лев Борисович запил свой монолог водкой и с шумом втянул воздух.
– Насчет творить это вы загнули, – смущаясь протянул Юра. – Я пишу. Прозу. Точнее я все время сочинял стихи, но они какие-то… никакие были. Но всем, конечно, нравились. Еще бы им не понравились. Рифма, смысл какой, – Юра выпил. – В итоге – неплохая песня на три аккорда. А сейчас мне хочется что-то высказать, что-то сделать, только без толку все.
– Но вы пишите?
– Пытаюсь.
– Так что же без толку?
– Трудно сказать. Мне кажется, я отстал со своими порывами лет так на сто. Какая там современность? Я вообще не понимаю, что такое XX век. Откуда они такие взялись? Что им надо? Вот прошлый век. Я их понимаю. Я им сочувствую. Байрон, Жюльен Сорель, Дама с камелиями и собачками. А в России: Чацкий, потом Онегин, Печорин, Рудин, Лаврецкий, и наконец, Базаров и Лиза Бахарева, которой уже некуда. С другой стороны – Лопухов и Рахметов. Все понятно. «Кто виноват» сменяется «Что делать». А Герцен. Я прочитал почти все труды Герцена. Лирику Огарева прочитал, письма. Мне смешны их шутки. Я бы поехал в Сибирь освобождать Чернышевского. Бомбу в царя я бы, правда, кидать не стал. Вот с этого момента меня уже начинает поташнивать, с народовольцев этих. Вы замечали, что это просто страшно: изучать историю. Как детектив читать, когда ты знаешь, кто убийца, а герои еще нет. И делают глупость за глупостью. Так и хочется им крикнуть, рассказать, что они натворили своей историей. Наш век – это просто плевок в рожу.
Лев Борисович испуганно поднес руку к лицу.
– Кому?
– Да мне, хотя бы. Две мировые войны. Полеты в космос. Психоанализ. Ложь, секс и видео. Что я могу сказать этим людям?
– А про следующий век вы что думаете? – задумчиво спросил Лев Борисович.
– Боюсь, я в него совсем не впишусь, – грустно ответил Юра. – Мне снова кажется, что я живу в детективе, в котором знаю концовку. Только другие ее пока не знают.
– Вы не выглядите старомодным.
– Вы меня не поняли. Я современен, я тоже все знаю. Меня нельзя ничем увлечь, я абсолютно пуст внутри. У меня нет ни капли таланта..
Они еще выпили. За талант. Лев Борисович поспешил сменить тему.
– Я завтра уеду, скорее всего. Обратно в монастырь.
– А комната?
