До меня не сразу доходит, что думаю вслух. Анха внимательно слушает, не переставая переплетать нити. Клубок в моих руках истончается, в ладони остаётся маленький оранжевый узелок. Девушка бросает на меня быстрый взгляд. Ожидая увидеть в нём жалость, я вдруг ловлю задорную искорку. Может, надо обидеться, но я устал от гнилого сочувствия и опущенных глаз. Уж лучше насмешка.
Анха кладёт в руки новый клубок – салатнозелёный. Цвет весенней травы и первого чувства. Усмехаюсь. Старею, становлюсь сентиментальным. Кажется, нить отливает серебром, хотя сумерки давно перешли в ночь, и единственным источником света на пляже теперь служит луна. Дорожка от неё опускается в море как трап. Как приглашение.
– Ты встретишься с Катей? – вдруг спрашивает девушка.
– Не в этой жизни!
Злюсь на себя – не понимаю, когда успел проболтаться о Катерине… Мы расстались слишком давно. Она замужем, у неё семья. А если и развелась, сорок для женщины – не рубеж. Поздно ворошить старое.
– Сам-то веришь в это?
Девушка неумолимо серьёзна. Глаза блестят, тонкие губы сжаты. Анха торопливо закладывает за ухо выбившуюся прядь каштановых волос. Я напряжённо сглатываю, моргаю. Точно помню: когда подходил, у неё был светлый ёжик. Волосы отросли и потемнели за полчаса? Или это отголоски травмы играют с моей памятью в «верю-не-верю»?
Молчу, делаю вид, что поглощён разглядыванием кружева. Оно и правда красивое. Пододвигаюсь ближе, кладу руку под паутину, ощущаю необыкновенный трепет и сразу тепло. Будто там, под тонким плетением, – совсем другая вселенная.
– Рано ещё! – Анха мягко отводит мою руку.
– Столько лет прошло… – Плотина прорвалась, и мысли о Кате нахлынули волной. – Когда-то мы были одержимы друг другом. Но что мы могли понимать: ей пятнадцать, мне двадцать.
– Будто сейчас понимаешь больше… – ехидничает Анха.
Крыть нечем, она права.
– Катя была сорвиголовой… В первое свидание притащила меня на мост, хотела прыгнуть с тарзанки. И пока девушка-тренер подтягивала на ней ремешки системы, не сводила с меня горящего взгляда… Потом призналась, что до чёртиков боялась высоты… В тот год между нами вспыхнуло какое-то безумное чувство. Каждый раз, когда отпускал Катю, казалось, не дотяну до следующей встречи. У всех людей были лёгкие, а я будто дышал через неё…
Умолкаю, перевожу дух. Анха потихоньку тянет нить из клубка в моих руках. Светлое пятно платья, блеск глаз, мельканье рук; в темноте её силуэт размывается, но я знаю – она слушает меня, этого достаточно.
Тогда я действительно испугался притяжения Кати. Как жить, когда ничего от тебя не зависит? И сам прописал себе пилюлю. Объяснил девушке, что нашёл другую, хотел уязвить побольнее, чтобы она больше не подошла ко мне. Я верно рассчитал, она действительно исчезла – съехала с семьёй из квартиры этажом ниже. Без записки, без слова прощания. На пыльной кухне остался лишь жухлый подсолнух – мой последний подарок, сорвал его для Кати в соседнем дворе, потом мы вместе убегали от злющих псов… Я пытался отвлечься, начать новую жизнь, но как только оставался один, ощущение непоправимой ошибки доводило до отчаяния. Раз даже дал объявление в газету. Почти сразу позвонила девушка, она, мол, знала, где живёт Катерина. Но я не поверил, незнакомка и внешность толком не смогла описать… Я часто приходил на мост, откуда прыгала моя подружка, беседовал с пустотой – оказалось, так много не успел сказать Кате.
