Я вошёл в свою комнату и упал на кровать. Матрас подо мной прокряхтел, словно старый дед, которому слишком долго не меняли батарейки. Я окинул взглядом всё вокруг.
Комната выглядела так, словно дизайнером выступал человек, который одновременно был любителем минимализма и фанатом советского дефицита. Обои с выцветшими розочками держались на стенах исключительно из чувства долга. Шкаф, купленный ещё при Никите Сергеевиче, скрипел от каждого дуновения ветра, будто жаловался на свою жизнь. Телевизор с пузатым экраном стоял на тумбочке, на которой ещё пылился старый видик, давно испустивший дух. На полке стояли книги, которые я никогда не читал, но которые, по мнению мамы, делали меня умнее только от их наличия.
Я закрыл глаза, надеясь хотя бы на пять минут тишины и покоя. Но, как всегда, план провалился.
– Сходи, открой! – крикнула мама из кухни. – У меня «Очевидное невероятное»!
Я с проклятиями перевалился через край кровати и встал на ноги. Если кто-то пришёл, чтобы предложить мне поговорить о спасении души или продать ещё один пылесос, я готов был в этот раз не церемониться.
– Да кого нелёгкая опять принесла, – пробурчал я себе под нос, подходя к двери.
Взгляд в глазок не дал никаких ответов. На лестничной клетке было пусто, как в советском продуктовом магазине после обеда.
– Может, сосед чего хотел, но передумал? – подумал я вслух и собрался уже возвращаться в комнату.
Но не успел сделать и шага, как раздался новый, на этот раз более настойчивый стук.
– Да что за чертовщина? – пробормотал я, снова глядя в глазок. Ничего. Лестничная клетка продолжала притворяться, что тут никто не живёт.
Кажется, я начинал догадываться, что происходит. Наверное, дети из соседнего подъезда решили позабавиться. В другой раз я, может, даже оценил бы их креативность, но сегодня мне было не до шуток.
Я решил проучить мелких хулиганов. Медленно и совершенно бесшумно повернул ключ в замке, как агент секретной службы на пенсии, и занял наблюдательную позицию.
Только мелькнула тень на краю моего обзора, как я резко распахнул дверь.
– Уши надеру! – заорал я, вложив в крик всё накопившееся раздражение.
На лестничной клетке раздался визг. Соседка Нина Архи-Павна, нагруженная авоськами и собственной обидой на весь мир, подпрыгнула, как будто я только что объявил ей войну.
– Ты что орёшь, как ненормальный?! – закричала она, хватаясь за сердце.
– Ой… Простите, Нина Архи-Павна, – попытался выкрутиться я, но было поздно.
– Вот наглое поколение! Сначала пугают до смерти, а потом извиняются! Ты хоть знаешь, что у меня давление?!
– Знаю… – пробормотал я, чувствуя себя школьником, которого застукали за кражей печенья из шкафа.
– Если ещё раз такое повторится, я твоей матери всё расскажу! – пригрозила она и, гордо развернувшись, ушла в свою квартиру.
Я закрыл дверь, облокотился на неё и выдохнул.
– Ну и что это было? – спросил я у пустоты.
Снова стук в дверь. На этот раз он был ленивым, как будто стучали не по-настоящему, а просто для приличия. Мне даже смотреть в сторону двери уже не хотелось, но я взял себя в руки.
На пороге снова стояла Нина Архи-Павна. На этот раз её авоськи были заменены на строгую складку губ, а в руках она держала белый конверт.
– Вот, обронил, – сказала она с упрёком, словно я не только обронил конверт, но и душу свою где-то потерял.
Я виновато поблагодарил её, принял конверт и закрыл дверь.
