Межвековье - страница 8

Но Леонид Ильич почему – то не разделил радости Андропова. Он еще раз взглянул через его плечо на Машу и мрачно сказал:

– Ну вот, да что это такое!? Если мы таких красивых женщин в обмен за лояльность разным там послам будем раздавать, кто нам красивых детей рожать будет?!

– Не за лояльность, Леонид Ильич, – поправил его Громыко. – Лояльность послов – это наш профиль. За завод!

– Все равно, – как – то безутешно сказал Брежнев. – Нехорошо это своим генофондом разбрасываться. А завод, а что завод? Мы его ведь в срок запустили. Да, в срок. Я и указание дал, чтобы всех достойных там за запуск наградили.

– Леонид Ильич, всех ли достойных? А вот нас с Андрей Андреевичем позабыли, ведь мы кажется тоже к этому событию причастны?! – пошутил Андропов.

Брежнев, погрозил пальцем, рассмеявшимся Громыко и Андропову и сказал:

– Вам бы, по – хорошему по строгачу в личное дело, что чуть такое важное дело не развалили. Если уж награждать кого, то вон ее! Да, была Маша, да стала не наша.

Он еще раз взглянул в сторону дипломатического корпуса Москвы, махнул рукой, и ушел в сторону лучших представителей советского народа.

P.S. Неверова М. А. в результате предательской деятельности генерала КГБ К – на была вынуждена срочно вернуться на Родину. Муж Неверовой г – н К. после тщательной проверки признан невиновным, но ушел в отставку. Его местонахождение в настоящее время неизвестно.

По некоторым сведениям в горбольнице №63 Неверова работала не медсестрой, а санитаркой.

– Ма! Мама! – малыш Игнат тянул одеяло с Ксении.

Та откликнулась не сразу, а, проснувшись испугано, глянула на Игната.

– Ты чего, сынок? Али случилось что? – спросила она.

– Не – а! – бойко ответил малыш, пробираясь к матери под одеяло. – Тама, у печки деда постится!

– О господи! А ты по чем знаешь? – спросила Ксения, укрывая малыша.

– Я пи – пи бегал, а там деда, испужался, – сказал малыш, прячась в тепло.

– Ну, ты глянь, ни свет, ни заря! – сказала Ксения и, поеживаясь от холода, встала и поплелась к печке.

Там она включила свет и увидела отца.

Ксения вздохнула, сунула босые ноги в валенки и, прихватив табурет, подошла к нему и села напротив.

У печки невозмутимо стоял ее отец, восьмидесяти с гаком лет старик Григорий, в тулупе опоясанным полотенцем, валенках, в шапке с опущенными ушами и метлой по правую руку.

– Ну что, чусовой, стоишь? – спросила Ксения отца.

Старик не ответил. Он молча взглянул на дочь, переминался с ноги на ногу и застыл в стойке.

– Ой, ты! – сказала Ксения, взглянув на ходики. – А время – то, только спать ложились! Как же ты, батя, до утра – то? Может, присядешь, а?

Она встала и подвинула табурет к отцу. Но тот, не глядя, обиженно шмыгнул носом и отодвинулся в сторону. Его взгляд застыл прямехонько в окно, откуда ему отвечали взглядом полумесяц с дюжиною звезд.

– Не сядешь, – печально сказала Ксения то ли себе, то ли старику и, махнув рукой, прошла к кухонному столу. Там наскоро добавила воду в самовар, щепочками разожгла его, выставив трубой в дымоход. Достала пару яиц, муки и взбила тесто для блинов…

2.

Вот такие дела были с дядей Гришей. А началось это прошлым летом.

Прибегает, как – то, Ксения до дому кур подкормить, да живность иную, глянь, а у печки отец стоит. Да странный он какой – то, в тулупе, в шапке и с метлой в руке.

Дед, он как года два с ума тронулся по легкому, да только старые люди и доктор районный предупредили Ксению, что они, те, что по легкому – то, могут из дома уйти, а потом ищи их, где попало.