Мгновения ока - страница 2

В такой современности и располагается «времени невидимая твердь». Иначе, словами Кавафиса, прекрасно переведенного Величанским (перевод этот также при жизни не был опубликован – как и его переводы Эмили Дикинсон, над которыми он работал всю жизнь, как многие другие), можно сказать, что у этих «жертв истории» не было своих Фермопил, им оказалось нечего защищать. Как известно, спартанский царь Леонид и его малочисленный отряд погибли, Фермопилы, узкие ворота в среднюю Элладу были взяты персами – и навеки стали символом человеческой чести и верности, которая важнее, чем победа. Вот что в конце концов означает дар: защиту Фермопил, которые непременно будут взяты в хляби времени – и которые в его невидимой тверди останутся отвоеванными, не пропустившими врага. Вопреки Гоголю, русский человек, со всей вероятностью, ни через 200, ни через 400 лет не станет Пушкиным. Но в каком-то смысле он уже стал Пушкиным: в тот самый момент, когда Пушкин заговорил. Время Величанского не наступило, если мы думаем о времени всеобщего признания и усвоения того, что он говорит. Но оно наступило в другом отношении: благодаря ему по-русски сказано не только печально-примирительное «нет худа без добра». Мы уже не можем не знать других, золотых слов, сказанных русским ЯЗЫКОМ:

Здесь я оставляю читателя наедине со стихами Александра Величанского. Настоящее издание – избранное, за его пределами остались не только отдельные стихотворения из книг и циклов, но целые стихотворные книги («Помолвка», «Живая ограда»). Можно надеяться, что за этим последуют другие издания, воспроизводящие авторские версии стихотворных книг. Пока же поблагодарим составителя (и адресата многих стихов, вошедших в книгу), Елизавету Величанскую, – за тяжелый труд выбора и отказа от многих дорогих и важных строк, за ее Фермопилы.

Ольга Седакова

Сентябрь 2005