Мифология советского космоса - страница 5

В центре внимания в третьей главе – расхождение между публичным имиджем советских космонавтов и их профессиональной идентичностью. Советская пропаганда часто использовала советскую космическую программу как символ более масштабного и амбициозного политического и инженерного проекта – строительства коммунизма. Оба проекта предполагали конструирование новой личности, и космонавт часто рассматривался как модель «нового советского человека». Советские космонавты публично олицетворяли коммунистический идеал, активную человеческую деятельность по социально-политическому и экономическому преобразованию общества. В то же время космические инженеры и психологи считали людей-операторов составной частью сложной технической системы и отводили космонавтам весьма ограниченную роль в управлении космическим аппаратом. В этой главе изучается, как личность космонавта стала предметом инженерной психологии, и проводится сравнение символических ролей космонавта и астронавта в контексте холодной войны.

В четвертой главе комбинируются документы и свидетельства очевидцев о первопроходческом полете Гагарина в космос. Официальным нарративом гагаринского полета стала история успеха, а все детали, наводившие тень на эту картину, были вычищены из официальной хроники. Цензоры тщательно проверяли каждую публикацию, не допуская раскрытия информации о технических поломках или межличностных проблемах. Согласно официальной версии, полет Гагарина проходил без сбоев – за исключением небольшой загвоздки с неправильно закрытым люком на стартовой площадке, но ее быстро устранили. Была опубликована вычищенная версия стенограммы переговоров Гагарина с Землей; отредактированную версию послали и руководству Коммунистической партии. Еще до того, как советское политическое руководство в пропагандистских целях начало вводить в заблуждение весь мир, руководители космической программы стали скрывать от политиков свои технические и управленческие ошибки. В этой главе, основанной на мемуарах, дневниках и документах, представлены различные конфликтующие точки зрения многих участников и наблюдателей и создается разноплановая картина становления мифа.

Пятая глава посвящена, казалось бы, техническим дискуссиям вокруг необходимой степени автоматизации управления космическими аппаратами. Эти споры были важны для определения того, какие навыки – летчиков или инженеров – потребуются космонавтам. В этих дискуссиях тесно переплелись техника, профессиональная идентичность и социальный статус. Советские космонавты были «спроектированы» как часть большой технической системы; их рост и вес строго регламентировались, а действия были полностью запрограммированы. В отсутствие долгосрочной космической политики полеты обычно планировались исходя из краткосрочных целей, зачастую без должного внимания к рекомендациям специалистов по инженерной психологии. Образно говоря, советская космическая политика была встроена в тела и мысли космонавтов, по мере того как сами космонавты физически и ментально встраивались в космические аппараты. Проблема автоматизации бортовых систем поднимала и более масштабные вопросы о смысле и целях полета человека в космос. Споры вокруг автоматизации отражали конкурирующие мнения о том, что является главной задачей космического полета – пилотирование или научные исследования.

В шестой главе обсуждается противоречие между публичным имиджем космонавтов и их профессиональной идентичностью. Миф о космонавтах задумывался как новый, прогрессивный и высокотехнологичный, однако сконструирован он был из традиционных элементов советской пропаганды. Сам медиум – старая, неповоротливая машина пропаганды – незаметно подрывал футуристическое сообщение. Да и носитель сообщения, космонавт, относился к нему неоднозначно. Те вопросы, что более всего интересовали космонавтов, – технические аспекты космического полета, чрезвычайные ситуации на орбите и планы будущих полетов – должны были оставаться за кадром в их публичных выступлениях. Космонавтов заставляли подчиняться текущей повестке машины космической пропаганды – так же, как они должны были подчиняться автоматизированной системе управления своих космических аппаратов. Ни та, ни другая машина не оставляла им пространства для инициативы. Космонавты пытались расширить рамки ручного управления на орбите – и точно так же пытались они обрести контроль над собственной социальной ролью. Они не были идеальными автоматами на борту – и не стали безупречными моделями для общества.