Он сердито махнул рукой.
– Ладно, – сказал Калев, – давай сюда свой список, я передам его Андресу.
– Но получится, что я подозреваю людей, которых не подозреваю.
– Ну дай фамилии тех, кого подозреваешь.
– Я ведь не их подозреваю. Получится неловко. Выйдет, что я голословно обвиняю…
– Никто не собирается их обвинять, – перебил его Калев. – Там просто проверят, нет ли какой-либо из твоих фамилий в компьютере, может, кто-то имел контакт с людьми, проходившими по делам, связанным с похищением предметов искусства.
– Это все у них в компьютере?
– Разумеется, – сказал Калев. – То есть, по правде говоря, понятия не имею. Но по логике вещей…
Матс еще некоторое время смотрел на свой список, потом проворчал:
– Я все-таки выпишу только тех, кто мог передать дальше.
Они уже собрались уходить, Калев, во всяком случае, решительно поднялся с места, когда в дверь позвонили.
– Это Арво, – сказал Теллер, – книгу у меня одалживал, утром звонил, что занесет.
Он вышел в прихожую, и Диана тихо спросила:
– Кто такой Арво? Сын?
Калев кивнул.
– Странно, что мы его ни разу не встретили. На выставках Матса хотя бы. Если уж он имеет отношение к искусству…
– К музеям, – поправил ее Калев.
– Есть разница?
– Есть. Он просто чиновник, – пояснил муж. – А не встречали мы его потому, что он до последней пары лет жил в Тарту. С матерью и отчимом, потом в университете учился, потом работал там. Тсс…
Диана, готовая задать следующий вопрос, закрыла рот и как раз вовремя, отец и сын Теллеры вошли в гостиную.
– Знакомьтесь, – сказал Матс.
Сын Теллера был такой же благообразный, как отец, может даже, еще более, какой-то чересчур уж вежливый, лощеный, разнаряженный средь бела дня в выутюженный черный костюм с белой сорочкой и красно-зеленым галстуком, слишком, по мнению Дианы, ярким, собственно, теперь, эти попугайские галстуки носили все, от телеведущих до президентов.
Он, кажется, заметил, что Диана обратила внимание на его небудничный облик и пояснил словно извиняющимся тоном:
– Делегация приезжала финская, пришлось быть при параде.
Диана улыбнулась, как бы принимая сообщение к сведению, но все равно подумала с малопонятной даже себе неприязнью, что искусствовед этот какой-то искусственный… то есть не искусствовед, а чиновник, хотя как можно работать в музее и не разбираться хоть чуть-чуть в искусстве, даже если образования соответствующего не имеешь…
– Ну как? – спросил сын отца. – Из полиции нет новостей?
– Нет, – буркнул Матс сердито. – Вот с Калевом обсуждали…
Что именно обсуждали, он уточнять не стал, а Калев перевел разговор в другое русло.
– Как вы думаете, – спросил он, поворачиваясь к Арво, – есть у вора шанс продать картину кому-то тут, в Эстонии? Вы ведь в некотором роде специалист, не по скупщикам краденого, конечно, но коллекционеров наверняка знаете?
– В какой-то степени, – согласился тот осторожно. – Могу сразу сказать, что для среднего собирателя живописи это полотно слишком дорогое. По сути дела мало-мальски отвечающую ценности картины сумму сразу может выложить только нувориш. Но ведь теперь, после статьи в «Постимеес», всем уже известно, что картина украдена. Я могу, конечно, вообразить себе ярого коллекционера, который наплюет на все сопутствующие обстоятельства и повесит картину в спальне, как вот папа, чтобы любоваться в одиночестве. Но нуворишу это вряд ли интересно, они ведь такие покупки делают больше для саморекламы.
