Раздельное питание. Раз – дельное, а в остальные разы – так себе.
Поваленные, помятые памятники.
Покорёженная память.
А прокурор-то прокуренный!
Сказочка: «Муха – цокот в ухо».
Зацокотило, однако.
Как бы не оглохнуть!
Тащил свой воз по мере возможностей.
Боялся надорваться.
А НАОБОРОТ?
Вывеска на городском питейно-развлекательном учреждении «Бар-ресторан» читается наоборот – «нароТсер-раб».
На слух звучит: «нароД».
Вообще-то вполне соответствует содержанию частно-собственнической «стекляшки».
Приложишься хорошенечко к рюмашечке – и запросто станешь таким вот – серым рабом «зелёного змия».
На баннере-растяжке – метровые буквы: «Город с праздником!»
Так и написано – без запятой.
На этом ярком фоне чествуют учителей.
Говорят об учителях.
Награждают учительство.
И никто из педагогов – странно – не замечает ошибки, вероятно, своих же учеников. Даже вида не подал, даже совестливо не покраснел.
Из вежливости или на всякий пожарный?
Масса народа.
И цвет разных начальников на большой сцене.
День рождения города всё-таки!
День торжества.
Чего?
Чего-чего?!
Надо бы ввести должность «побегун».
Не мальчика, а солидного зрелого мужа, готового по первому зову, не раздумывая, броситься исполнять приказания – что-то поднести, чем-то ублажить, на кого-то «донести», кому-то пожаловаться…
СТОЙКА – РАЗ, СТОЙКА – ДВА…
Заезжие архангельские манекенщицы похожи на цирковых дрессированных собачонок.
Только наведёшь на них объектив фотоаппарата, как они мгновенно принимают нужную стойку-позу.
И так, и этак – дёрг-движения худыми, костлявыми бёдрами.
А на практике – плод усиленной муштры бритоголового пузана-руководителя.
На углу улицы – пешеход выжидает, пока проедут машины.
Однако водители, наученные жизнью, притормозили – ждут, когда дядька пересечёт перекрёсток.
Один смотрит на них, они смотрят на одного.
Наконец водила первой легковушки не выдерживает, высовывается из оконца:
– Мужчина, идите, пожалуйста!
Но пешеход – без эмоций.
– Переходите же!
Снова не реагирует.
Теперь уже все водители взвыли в один голос:
– Да пошёл ты!..
Уничтоженная тайга – это будущий лес убитого недугом человечества.
Измена – выход из доброго имени, из своего «Я»; большее, что можно сделать, совершить, – его безвозвратная потеря.
Всегда в загуле.
«Гули, гули, гули…».
Жить не по правилам: править не так, во вред себе и людям. Не по правде жить, нечестно, без чести.
Застеклённая рама хоть и не прячет свет, но гасит любое, даже малозаметное, дуновение ветра, препятствует ему.
Но разбитое стекло тоже плохо… Колкий острый ветер пробирается в помещение, как хищник, готовый безжалостно вцепиться в глотку.
Стволы тополей обрубили до броской, резкой, ранящей, уродливой неузнаваемости.
Не роскошные ветви стали – культяпыши.
Или как испуганно поднятые вверх руки у сдающегося в плен воинства.
Трудно устоять на обрыве, подмытом половодьем. Этот кусочек суши кажется шатким и непрочным. Река пробует на нём свои силы, и уже не исподтишка, а открыто вгрызается в ослабевший грунт. Снизу – волны, а сверху ветер раскачивает мощное вековое дерево. А оно упирается, а оно неистово, обречённо цепляется за берег…
Конец ознакомительного фрагмента.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
