– Ну так вышло! Не виноватая я! Он сам… – и они вдруг услышали, как из сена раздался тихий мужской смех.
– Ага… он сам пришёл? – Сергей уже ржал в голос.
Глашка повернулась к лежащему рядом с ней мужчине с выражением удивления на раскрасневшемся лице. Он что, над ней смеётся? Губа у девки начала мелко подрагивать, а из глаз вдруг брызнули слёзы.
– Ну что ты, милая, – Сергей понял, что это его косяк, и принялся успокаивать барышню. – Это я просто анекдот вспомнил смешной. А ты ж у меня такая хорошая! – и он ласково приобнял и чмокнул рыдающую девку в надутые губки.
Полька, разинув рот, смотрела на эту картину и не понимала, что тут происходит. Она шла сюда с твёрдым желанием повыдирать космы этой разлучнице, а теперь ей вдруг Глашку стало жалко. Может обидел её Сергей чем? Да нет, вон и в губки целует, и обнимает ласково так!
И Полька начала подниматься к ним на сеновал, с намерением разобраться в ситуации. А пока Глашка продолжала реветь, она начала тоже её поглаживать по волосам, приводя растрёпанную причёску в что-то отдалённо похожее на прямые пряди. Ну и тут руки мужчины как-то так случайно столкнулись с Полькиными. "Я тоже не виноватая", – подумала девка, и, отодвинув в сторону рыдающую подругу, всем телом, истосковавшимся по мужской ласке, набросилась на Сергея.
…
Голицын сидел дома, и ждал. Ждал, когда решится его судьба, повлиять на которую он уже не пытался.
– «Софьюшку в монастырь отправил, а меня и головы лишит». – Василий сидел в кабинете и думал. Мысли разные копошились у него в голове, и одна хуже другой.
Робкий стук в дверь вывел его из этого мутного состояния.
– Кто там? – Голицын поднял глаза на вход.
– Князь, тут люди от царя пришли, требуют, чтобы пустили их, – слуга, одетый на европейским манер, как и все его домовые слуги, зашёл в кабинет и низко поклонился.
Ну, вот и всё.
Василий встал с кресла и одёрнул на себе парадный камзол. Поправив на груди памятный золотой медальон, надетый на него лично Софьей за руководство крымскими походами, он высоко поднял голову и с решительным взором шагнул на встречу судьбе.
Предсказанное иезуитом всё-таки начало сбываться, и, дабы не идти поперёк Божьей воли, Голицын сам без сопротивления поехал под присмотром десятка солдат в Троицу.
И через два дня Петр объявил ему свою волю, и отправил в ссылку в Каргополь, за самоуправство в управлении и за нерадение в Крымском походе. А ведь Магистр так и предупреждал. И обвинения от царя в покушении на государственную власть для него так и не прозвучало.
…
Патриарх Иоаким долго готовился к этому неприятному для него разговору. Когда он первый раз увидел в свите молодого царя этого тёмнокожего молодого мужчину, реакция у него была однозначная. Перекрестить и сжечь!
Но после их многочисленных бесед, больше с его стороны похожих на допросы с пристрастием, Иоаким мнение поменял. Причём на диаметрально противоположное. Начитанный, умный и ПРАВОСЛАВНЫЙ арап смог убедить главу русской православной церкви в своей полной адекватности и абсолютной лояльности к России и лично к Петру Алексеевичу. И именно его стараниями церковь весьма крепко поднялась по деньгам во время весеннего царского фестиваля.
А теперь вот патриарх третий день подбирал слова и готовил речь. В то, что арап был заслан к царю иезуитами, он не верил. Хотя в разговорах у того и мелькали иногда фразы, которые больше иезуитам подходили, но сказаны они бывали не с целью убедить собеседника в своей правоте, как братья Ордена обычно делают, а как примеры иной, чуждой православному человеку точки зрения. И это Иоаким тогда очень отчётливо запомнил. Не любит Ибрагим иезуитов. Вон как после разгрома их посада в Немецкой слободе он какой довольный ходил.
