– Наверное, я больше не гожусь для работы в управлении, – сказал он как бы в шутку.
– Тебе сообщат, когда управление придет к такому мнению. Можешь не беспокоиться, – произнес Джимми, глядя на Мерриона.
«Снова показывает когти. А ведь он всегда прячет их под бархатными манерами, – подумал Найджел. – К чему бы это?»
– Забери макеты – этот и этот – и переделай. Я уже просил тебя об этом раньше. Теперь приказываю.
– А я вам сказал: то, как вы предлагаете их улучшить, никуда не годится. – Ирландский темперамент Мерриона с трудом переносил критику, и Джимми обычно в общении с ним проявлял больше такта. – Я не могу бросаться осуществлять все идеи, которые придут в голову любителям.
«Любитель» – это слово было еще более оскорбительным в управлении, чем «второсортный».
– Полагаю, вам следовало бы выбирать выражения, – проговорил Джимми самым спокойным, но убивающим наповал тоном. – Вы здесь – всего лишь один из экспертов, причем не умнее других. И за последнее время от вас неприятностей больше, чем от всех остальных, вместе взятых. Мне докладывает заместитель директора…
– Ну неужели вам нужно выяснять отношения именно сейчас? – дрожащим голосом воскликнула Нита. – Я уверена, Меррион…
– Обойдусь без вашего сочувствия, цыпленочек! – со злостью бросил ей Меррион.
Найджел ждал, что директор снова набросится на Мерриона, но Джимми Лейк отвернулся к окну, словно отстраняясь от происшедшего. Желал он того или нет, но дело выглядело так, словно он хочет замять ссору. Через секунду Нита, сделав попытку улыбнуться, сказала:
– Джимми старается выглядеть кровожадным, но у него это плохо получается. Правда, Джимми?
Найджел долго потом вспоминал, каким тоном это было сказано. В реплике Ниты определенно таился какой-то подтекст, но какой – понять было невозможно. Во всяком случае, Найджел не успел в этом разобраться: открылась дверь, и показался небольшого роста жизнерадостный человек в офицерской форме. Он театрально прижал руки к сердцу и с таким же театральным видом обвел всех удивленным взглядом.
– Ангелочки мои! – воскликнул человек высоким голосом. – Джимми! Импозантен как никогда! Ах, Найджел! И еще один красивый джентльмен! И Нита! Ты – великолепна!
Он устремился к ней, как герой-любовник из какого-нибудь рождественского спектакля, и театрально заключил ее в объятия. Вслед за ним в комнату вошла маленькая чинная женщина, державшаяся весьма скромно. Джимми Лейк, с любопытством наблюдавший сцену у стола Ниты Принс, даже не заметил вошедшую, пока она не тронула его за локоть. Тогда он повернулся к ней:
– Моя дорогая девочка? Что ты здесь делаешь?
Уж не испуг ли звучал в его голосе, подумал Найджел. Ничего удивительного: Алису Лейк никогда особенно не звали на работу мужа, особенно когда там находилась Нита Принс.
– Меня взял с собой Чарльз, – объяснила она.
Она говорила таким же высоким голосом, как Чарльз Кеннингтон. Найджел вдруг вспомнил, что брат и сестра – двойняшки. Вместе он видел их впервые, и, пока Джимми представлял Чарльзу Мерриона Сквайерса, у него было время рассмотреть их и убедиться, как они похожи: голос, треугольное лицо, широкие брови, заостренный подбородок, тонкая кость. Правда, Чарльз, по всей видимости, забрал все жизненные силы себе: сестра рядом с ним выглядела бесцветной, просто его тенью. Она молча улыбалась и казалась совершенно ушедшей в себя.
– Да, это я ее с собой захватил, – радостно сообщил Чарльз. – Мы с Алисой неразлучны. Верно, любовь моя? Мы никогда, никогда больше с тобой не расстанемся. – Он ласково улыбался сестре, сидя на столе Ниты и полуобняв ее за плечи.
