Минута после полуночи - страница 17



– Не спи, залетные!

Мария Викентьевна вздрогнула, услышав щелканье кнута. Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как коляска въехала в распахнутые ворота и беззвучно покатила по дорожке, посыпанной мягким мелким песком. Кучер подогнал лошадей к нижней ступеньке каменной лестницы и туго натянул поводья.

– Тпру-у-у!

Разгоряченные кони заплясали на месте.

Пожилой слуга во фрачной паре и белых перчатках повел гостей в дом мимо огромных цветочных ваз с живыми розами.

– Я тебя жду…

– Я тебя жду, – сказал Сперанский, коснувшись руки Миры. Она вздрогнула, захлопнула клавир и опустила ажурный пюпитр.

– Не жди, Толик. Мне нужно пройтись по магазинам.

– Отвезу по магазинам, – покладисто согласился Сперанский, но Мира покачала головой.

– Нет, милый. Ты терпеть не можешь шопинг. Я буду нервничать и не получу никакого удовольствия.

– Но как ты доберешься?

– Как обычно, на метро. – Мира встала и поцеловала его в щеку. – Иди, не беспокойся.

Сперанский вздохнул.

– Ну, как хочешь. Тогда до завтра?

– До завтра.

Она проводила взглядом высокую фигуру, закрыла рояль и пошла к правой кулисе, на ходу доставая из кармана ключ от гримерки.

Гримерками в театре пользовались как гардеробными. Оставляли там сумки, зонтики, пакеты… в общем, «ручной багаж», как говорят в аэропорту. Ключами сначала не пользовались – к чему? Посторонних в театре не бывает, технический персонал вымуштрован, краж не было ни разу.

Однако неделю назад Красовский собрал солистов, вручил каждому ключ и попросил не оставлять двери открытыми. Вопросов не возникло, все уже знали, что в коллективе завелась «крыса». Самих анонимок никто не видел, но содержание было известно всем. Откуда? По беспроволочному телеграфу!

Толик грешил на Марата. Мира сомневалась. Любимов – тип неприятный, но не станет он сейчас рисковать своим местом на сцене. Слишком давно пел Марат в приличной оперной постановке, слишком дорожил он подвернувшейся возможностью.

Скорее уж можно заподозрить Анжелу. О том, что красотка ненавидит Извольскую, в театре знают все. Как и то, за что она ее ненавидит. Но эту версию отклонял Толик. Старый романтик считал Анжелу несчастной заблудшей овечкой, слишком благородной для таких мелких пакостных проделок.

Узкий коридор за кулисами вел к артистическому входу с обратной стороны здания. Справа – длинная бетонная стена, слева – три двери с новенькими замками. Персональная гримерка только у Извольской, у остальных – одна уборная на двоих.

Гадая, уехала Анжела или нет, Мира вставила ключ в замок. Дверь распахнулась еще до того, как она сообразила: не заперто. Мира бесшумно шагнула в длинную комнату с зеркалами на стенах.

Анжела стояла, согнувшись над открытой сумкой. Ее руки торопливо шарили в темной шелковой глубине. Увидев Миру, она замерла.

– Что ты ищешь в моей сумке? – спросила Мира после секундного замешательства.

– Твоя сумка? – Анжела взглянула на кожаный баул песочного цвета и хрипло засмеялась: – Ну конечно! Это же твоя сумка! А я думаю, почему платка нет?

Она отыскала на одном из стульев собственную сумочку, – замшевую, темно-бордовую, совершенно не похожую на сумку Миры. Расстегнула молнию, достала носовой платок, продемонстрировала его Мире.

– Вот! Извини, ради бога, я просто перепутала.

– Ничего страшного, – сухо ответила Мира.

Анжела нервным движением вскинула сумку на плечо и стремительно выскочила из гримерки.