Читать онлайн Николай Бушнев, Славяна Бушнева - Минувших дней разбуженная память

В этом повествовании речь пойдёт о труде и быте из жизни советского народа в период зарождения и становления социалистического государства на просторах бывшей Российской империи.

В данном произведении показывается жизнь на окраине страны, Камчатке, очень удалённой от более развитых промышленно-экономических и социально-культурных районов России.

Тяжелая и неустроенная социально-бытовая обстановка порождала напряженный, а порой, и отчаянный труд рабочего человека, который в трудностях и лишениях создавал Великую державу – Советский Союз. И смог, за небольшой, по историческим меркам срок, поднять страну «от сохи до космоса».

Автор использует данные архивов. Это – производственные приказы и распоряжения лесопромышленного треста «Главкамчатрыбпрома» и приказы леспромхозов производственного объединения «Камчатлес», а также печатные материалы из официальной прессы Камчатской области.

Данное повествование дополняют и личные наблюдения автора, факты бытия из его жизни в эпоху социализма.

Тексты производственных приказов будто заморозили для потомков сгустки образа жизни и труда человека той эпохи.

Читая их, прикасаешься к нетронутой правде прошлого и видишь, как непросто давалось построение нового образа жизни и тем более рождение совершенно другого общества людей «Страны Советов».

В представленных рассказах подчёркивается, что главный двигатель истории это – человек в совокупоности с объединяющей идеей, овладевшей умами общества.

Такой человек «со стержнем» гуманизма внутри способен ради поставленной цели в жизни отдавать все свои силы на познание и созидание, не теряя доброты, милосердия и взаимопомощи.

Иначе как бы малообразованное население Российской империи за какие-то 60 лет эту огромную страну, находящуюся в разрухе, провели по пути «от нищеты до процветания».

Я искренне рад и горд, что судьба позволила мне быть современником этого целеустремленного, душевно-щедрого и неунывающего поколения.

Лесной промышленности, как отрасли производства, в царской России не было. Даже на востоке страны и Камчатке, где лесов было, как говорится, немерено. Лес тут для производств не пилили, а считали, что выгодней завозить его из Японии и Америки.

Завозили уже готовые лодки, кунгасы, рыбные ящики и бочки для засолки рыбы.

На местах проживания, городках и мелких селениях, заготавливали лес только на постройку домов, амбаров да на дрова. Некий чиновник приамурского управления государственных имуществ, господин Делле писал:

«… в 1906 году привезено в Уссурийский край из Америки и отчасти из Японии около двух миллионов кубических футов древесины стоимостью около полтора миллионов рублей…

А импорт леса во Владивосток и город Николаев уже в этом 1909 году составил 391 пудов, из которых 202 тыс. пудов бревна кругляк и жерди.

Такая ситуация на нашем рынке в стране не может нас не беспокоить и не может быть не чувствительной для нашего национального самолюбия».

Эта ситуация на окраинах России так и не менялась до прихода Советской власти на Дальний Восток.

Лишь после 1922 года на окраинах страны стала устанавливаться новая форма власти, которая приступила к ускоренному созданию своих властных и надзорных структур страны Советов.

Повсеместная разруха, привнесённая гражданской войной и полуголодное существование населения страны, требовали от власти первоочередного создания пищевой промышленности. А это рыболовецкая и сельскохозяйственная отрасли. Но без лесной промышленности, дающей стройматериалы, рыбную тару: бочки, ящики, чаны и даже рыболовецкий флот, поставленные задачи решить было невозможно. Поэтому в середине 20-х годов на Дальнем Востоке и на Камчатке стала создаваться рыбная промышленность, в составе которой появилась и лесная отрасль, как вспомогательная.

Из воспоминаний ветерана труда Козыревского леспромхоза, одного из первых комсомольцев селения Козыревск – Бобровникова С. Д.

«Посёлок Козыревск ранее находился в устье речки Козыревки при впадении её в большую реку Камчатку. Но воды Козыревки подмывали крутой берег у посёлка и стали вымывать гробы с кладбища, сносить береговые постройки. Тогда жители сыскали более удобное место для поселения ниже по реке Камчатке. И вскоре стали постепенно перебираться туда.

Когда построили там первые дома, почту да срубили церквушку, то из нижнего Усть-Камчатского поселения привезли к нам батюшку – попа, который освятил это новое селение и нарёк его Владимировкой. Постепенно все козыревчане перебрались на новое место, выстроив свои дома в одну улицу вдоль реки.

А уже после революции наш посёлок переименовали опять в Козыревск, но на сей раз без благословения церкви.

В 1924 году новая власть в Козыревске организовала школу четырёхлетку. Самым грамотным человеком тогда у нас был начальник почты, по фамилии Налётов. Он же и стал первым учителем и преподавал во всех классах. Учёба велась по старым программам с дореволюционными порядками. В школе, в передних углах классов, висели иконы и преподавался урок Закона Божьего. Никакого контроля от органов власти и народного образования еще не было. Налётов к этой работе относился небрежно, и в зимнюю пору занятий часто не было. Иногда по понедельникам, видимо, не похмелившись, учитель приходил в класс сердитый и даже злой. Тогда и бил линейкой, ставил в угол на колени или дотемна оставлял в школе после занятий. А по субботам было по два урока либо совсем не было, если он уезжал в соседнюю деревню Ушки.

И только весной 1927 года этого учителя от работы отстранили, так как в Козыревск прислали молодую учительницу Александру Ивановну Пересечанскую. Вот тогда и началась в школе настоящая учёба. Она учила не только грамоте, но и вела внеклассную работу. Учила играть пьесы, петь хором, рукодельничать. Жизнь в школе стала полнее и интереснее, даже потянулись обратно в школу переростки».

С годами крепла новая власть и на Камчатке. Важно то, что в своих деяниях она стала смело опираться на молодёжь. И это оказалось правильным и действенным решением. В столице полуострова Камчатка, в городе Петропавловске-Камчатском, уже в июле 1923 года было проведено первое организационное собрание активной молодёжи – комсомольское. И вскоре во всех поселениях полуострова стали создаваться комсомольские ячеки, как опора для правящей в стране коммунистической партии.

Посёлок Козыревск приютился на высоком берегу, где река делает крутой изгиб. Быстро несет свои воды своенравная река Камчатка, подмывая лесистые берега. В верховьях она испуганной оленухой мчится по дикому краю глухой тайги, натыкаясь на частые заломы и, недовольно клокоча, забрасывает злобной пеной этой преграды. В таких местах река резко сворачивает в сторону, на время теряя свою стремительность, и, словно загнанный зверь, всё труднее дыша умеряет свой бег.

С давних времён на полуострове жители занимались рыбным и пушным промыслом, сдавая добычу скупщикам. Острые классовые схватки гражданской войне не обошли затерявшейся среди тайги посёлок. Сторонники старой жизни защищали власть имущих, а сочувствующие новой вступали в отряды красных партизан.

В посёлке была лишь одна улица, тянулась она вдоль реки. Верхняя часть её находилась на возвышении и была застроена добротными рубленными домами с крепкими заборами и сараями, принадлежавшими зажиточным промысловикам и скупщикам. Остальная часть улицы – строения с обветшалыми жердевыми заборами, с прогнутыми крышами, прокрытыми в большинстве, корой и дранью. Звалась она Слободой. Эти части улицы разделяла берёза, приютившаяся у обочины. После первых схваток за власть кто-то перегнул берёзу через улицу, и стала она своеобразной границей двух лагерей. Классовая борьба отражалась здесь, в далёкой провинции, мелкими стычками молодёжи, переходящими в массовые драки враждующих сторон.

С годами жизнь в Козыревске всё больше приобретала целенаправленность. Большинство жителей вступило в лесозаготовительную коммуну, при которой были организованы курсы ликбеза и библиотека – читальня.

Шёл 1927 год. Берёзу-границу давно уже спилили и лишь ошмурыганный задами мальчишек пень напоминал о её существовании. Но живущих в верхней части улицы всё ещё называли – заберезенцы.

В посёлке была уже партийная и комсомольские организации, которые неустанно проводили идеологическую работу среди населения. В один из субботних дней они вывели партийцев, комсомольцев и сочувствующих власти жителей на первый коммунистический субботник. Надо было заготавливать дрова для амбулатории, школы, почты и других общественных зданий поселковой коммуны.

После окончания субботника комсомольцы, несмотря на усталость, собрались в избе-читальне. Она размещалась в заброшенном старом доме с позеленевшей от времени крышей и низкими подслеповатыми оконцами.

Собрание открыла секретарь комсомольской ячейки худощавая, юркоглазая Мария Забродина.

– Молодцы! Здорово мы поработали. Заберезинцы-то весь день глазели, как у нас все ладилось, – сказала Мария, поправляя сбившуюся красную косынку. – А ты, Сергей, особенно, – обратилась она к чернявому, коренастому парню. Он кашлянул в руку и, переминаясь, спросил:

– Маруся, а деньги когда? Мы с родичем-то на совесть ворочали, – и посмотрел на стоявшего рядом с ним Илью.

– Ты че, Сергей? Я ведь говорила, что заработанное пойдет в помощь сиротам.

– Помощь-то ясное дело, но не все ведь отдавать, – упирался тот.

– Окстись, Сережа. Не мели! Ты же один из первых записался в ячейку, а показываешь такую политическую неграмотность. Деньги ему! А кто Советской власти помогать будет, как не мы, – комсомольцы? Или тебя контрреволюционная блоха укусила, что ты такую несознательность несешь? – распалялась Мария. Кто-то из присутствующих ребят хихикнул.

– Сознательность – несознательность, а задарма я вкалывать не стану. Если бы столько отгорбатил на Петухова, тот бы и то не поскупился деньжатами.

– Соберем актив и решим, какой ты комсомолец после этого, – категорично ответила она.

– Ну, Маруська! Выписывай тогда нас с такой комсомолии. Еще покажем как деньги-то зажимать, – выкрикнул Сергей, зло сверкнув карими глазами, и быстро зашагал прочь. Илья сдвинул на лоб мятый картуз и, захватив двуручную пилу с топором, поспешил за ним ворча:

– Зря только струмент свой ступили.

– И черт с вами! – выпалила сгоряча Мария. – Ведь сколько говорила, говорила, и все без толку. Может, и вы? Деньги станете требовать? – обратилась она к собравшимся комсомольцам. Голос ее задрожал, она готова была расплакаться. Все молчали.

– Да ладно тебе, Маша. Не серчай. Отойдет он, Серега. Что ты, ей-богу. Никто не привык задарма-то. А у них, сама знаешь, в семье семеро по лавкам, а в чулане – вошь на аркане. Одумается, вернется, – успокаивал ее долговязый парень в потрепанной кожаной куртке.

***

Мария сидела за столом, склонившись над бумагой, то и дело мусоля карандаш. Готовила речь для поселкового схода. Она не заметила, как через двор пробежал соседский Федька. Он просунул голову в дверь избы и зашептал:

– Мань, а Мань, иди, чей-то скажу.

Она вздрогнула от неожиданности, но, увидев белобрысое лицо Федьки, успокоилась.