Мимо прошла монахиня, и юноша виновато отдернул руку от груди Керис, но монахиня их не заметила. На самом деле в огромном соборе чего только ни вытворяли. В прошлом году Мерфин видел, как возле стены в южном крыле в темноте рождественской вечерни совокуплялась какая-то пара; правда, их в итоге выгнали. Может, получится простоять здесь с Керис всю службу, милуясь потихоньку?
Но девушка решила иначе:
– Пойдем вперед.
Она взяла его за руку и повела через толпу. Он знал многих, кто пришел в собор, хотя и не всех: в Кингсбридже проживали семь тысяч человек, это был один из крупнейших городов Англии, и каждого горожанина в лицо не мог знать никто. Следом за Керис Мерфин добрался до средокрестия, где боковые трансепты сходились с нефом. Там стояла деревянная ограда, преграждавшая путь в восточную, алтарную часть собора, куда дозволялось заходить только священнослужителям.
Мерфин обнаружил, что стоит рядом с важным итальянским купцом Буонавентурой Кароли, коренастым и дородным мужчиной в богато вышитом плаще из плотного сукна. Буонавентура был родом из Флоренции – как он утверждал, самого большого города христианского мира, в десять раз больше Кингсбриджа, – но теперь жил в Лондоне, управляя поставками шерсти от английских суконщиков. Семейство Кароли было настолько богатым, что давало в долг королям, но Буонавентура держался дружелюбно и просто, хотя говорили, что в делах итальянец беспощаден.
Керис непринужденно кивнула ему, как хорошему знакомому, ведь Кароли остановился у них дома. Купец приветливо поздоровался с Мерфином, хотя наверняка сообразил, по возрасту юноши и по одежде с чужого плеча, что перед ним простой подмастерье.
Флорентиец осматривал собор.
– Я приезжаю в Кингсбридж вот уже пятый год, – завел он вежливую беседу, – но до сегодняшнего дня не обращал внимания, что окна в трансептах больше всех прочих в соборе. – Кароли говорил по-французски, иногда вставляя тосканские словечки.
Мерфин понимал его без труда. Подобно большинству отпрысков английского рыцарства, он говорил с родителями на нормандском наречии, с приятелями общался по-английски, а о значении многих итальянских слов просто догадывался, поскольку изучал латынь в монастырской школе.
– Могу объяснить, почему окна именно такие.
Буонавентура приподнял брови, очевидно удивленный тем, что подмастерье обладает подобными познаниями.
– Собор возвели двести лет назад, когда узкие стрельчатые окна нефа и алтарь были неслыханным новшеством, а сто лет спустя епископ захотел башню повыше, перестроил трансепты и прорубил в них большие окна, как было модно в то время.
Итальянец одобрительно кивнул.
– Откуда тебе это известно?
– В монастырской библиотеке хранится история аббатства, Книга Тимофея, и в ней подробно рассказывается о строительстве собора. Основная часть написана при великом приоре Филиппе[13], но кое-что добавляли позже. Я читал ее, когда учился в монастырской школе.
С минуту Буонавентура пристально смотрел на Мерфина, будто стараясь запомнить лицо юноши, затем скупо бросил:
– Красивый собор.
– А итальянские другие? – Любознательный Мерфин обожал слушать про дальние страны, про жизнь вообще и архитектуру в частности.
Буонавентура задумался.
– Мне кажется, строительные принципы везде одни и те же. Но в Англии я не видел соборов с куполами.
– А что такое купол?
– Это такая круглая крыша, как половина мяча.
