Мир, которого не стало - страница 76

Из стиха «Путь веры я выбрал / Твоего суда я удостоился» мы вывели четыре религиозных принципа: реальность Всевышнего («вера»), свободный выбор («я избрал»), Тора с небес («суды Твои») и Провидение свыше («поставил перед собой»).

Первоначальная ячейка «Дома Израилева» насчитывала пять человек. Маймон (ученик художественной школы), Янкель (подмастерье сапожника) и я – мы втроем жили в одной квартире; и еще двое – носильщик Хаим и плотник Гершель. Гершель играл главную роль в создании ячейки. Ему было восемнадцать лет. Отец его умер примерно за десять месяцев до этого, и он регулярно читал кадиш (я познакомился с ним в бейт-мидраше на Стекольной улице). Гершель любил цитировать своего отца, печника р. Шимона, который, по его словам, был великим ученым и скрытым праведником. У Гершеля была очень больная мать и две сестры: старшая работала на чулочной фабрике, а младшая – швеей. Старшая была членом Бунда. Брат с сестрой постоянно пытались перетащить младшую сестру каждый на свою сторону. Затем к нашей компании присоединилось еще трое активных членов, Барух из Ветки (это такой городок рядом с Гомелем, по ту сторону реки Саж), Хаим Герцен из Сморгони и парень из Прейли (мы его так и звали, а его имени я не помню), затем к нам пришло еще трое не столь активных участников – они присоединились к нам просто из любопытства и быстро ушли. Это были мои друзья – Давид-Ноах Пинес и Файвл Блох, а третий – Шлама из Сморгони (приятель Хаима Герцена), по фамилии Волович, двадцати трех лет от роду, учился в «кружке» Хаима-Озера и был близок к Бунду. Мы подозревали, что он временно вступил в нашу организацию по совету Кальмана, одного из влиятельных в то время активистов Бунда.

Барух из Ветки, двадцати одного года от роду (той зимой он был демобилизован из армии), низкого роста, близорукий, быстро говорил и громко смеялся, он много учился и готовился стать еврейским учителем. С Барухом я познакомился в Гомеле, потом мы встретились в Тельши и были очень рады снова увидеться. Хаим Герцен уже был членом Бунда в своем родном городе и принадлежал к «национальной оппозиции» в Бунде. Ему не нравился наш «принцип религии и морали». Однако его сердце пылало любовью к каждому сыну Израиля. Парень из Прейли был пламенным сионистом. Он верил, что скоро будет образовано еврейское государство, знал немецкий язык и готовился стать… еврейским почтовым служащим в Иерусалиме.

Мы стали работать в трех направлениях. Во-первых, регулярно заниматься Торой, как самостоятельно, так и все вместе. Каждую субботу участники ячейки должны были отчитываться о том, что они выучили в течение недели, выслушивать замечания товарищей и принимать их к сведению. Во-вторых, зарабатывать на жизнь собственным трудом и, в-третьих, осуществлять милосердие, то есть помогать друг другу. Кроме того, каждому надлежало составлять отчеты о положении квартирантов в том дворе, где он живет, и как члены ячейки могут помочь тем, кто в этом нуждается. Эта область наших занятий была особенно интересной – «отчеты» познакомили нас с виленской «действительностью». Разъяснения некоторых товарищей, особенно Баруха из Ветки и Хаима Герцена, стали своего рода первыми уроками «политэкономии» и социологии. Напротив, другие пункты программы вызвали бурные дебаты. Хаим Герцен заявлял, что у нас не сборище йешиботников и поэтому в примечании было объяснено, что Тора («учение») – это также и Гаскала («Bildung»), однако это все равно не удовлетворило его. Грузчик Хаим выступал против выражения «Тора с небес», считая, что к нам это не относится, а мои объяснения, что «пророчество» – это самобытная часть еврейского национального наследия, не успокоили его, равно как и плотника Гершеля не успокоили мои объяснения о «Провидении свыше» – он настаивал именно на «персональном Провидении». То, что Гершель преподавал в бейт-мидраше, было весьма интересно. Нас поразила начитанность и осведомленность Гершеля в экзегетической и философской литературе, его умение приводить примеры из повседневной жизни, которые были и грустными, и смешными одновременно. Я преподавал Рамбама, вернее, рассказывал о воззрениях Рамбама по вопросам веры и этики. Нам также удалось привлечь – частично – четырех молодых людей, которые готовились в педагогический институт. Таким вот составом, вместе с Давидом-Ноахом Пинесом и Файвлом Блохом, мы по моему предложению читали стихи Бялика. Я тогда был страстным поклонником его поэзии и очень любил разъяснять и комментировать его. Бялик в то время еще был не очень известен, и его стихи еще не выходили в виде сборников. Однако нам удалось достать пять экземпляров «Календаря Ахиасафа», три экземпляра журнала «Пардес», «Время» Эзры Гольдина, первые тома альманаха «ха-Шилоах», и мы их читали, высматривая стихи. Мы выучили наизусть «Маленькое послание» и «На пороге бейт-мидраша». Особенно нам понравились стихи «Ночные раздумья» и «Скала и волна». К сожалению, цензура замазала чернилами стихотворение Бялика «Стон» во втором томе «ха-Шилоах». Мы пытались разглядеть, что же там написано, но, увы, нам не удалось стереть слой черной краски.