Читать онлайн Андрей Голубь - Мир прекратил быть

Три ступеньки и широкое фойе перед входом, дальше рамки металлоискателя, слева в паре метров от входа за деревянной стойкой висят в воздухе две полицейские кепки. Одна нервно дергается из стороны в сторону, если подойти ближе, слышно, как рот под кепкой шепотом бранит футбольную сборную. Я кручу в ладони таблетку цитрамона, потом закидываю ее в рот и глотаю, не запивая.

– Как сонные мухи ползают, Леха, это разве футбол?

Вторая кепка исчезает за стойкой, я миную рамку и почти прохожу охранников. Болельщик на секунду отрывается от матча и пристально осматривает меня, то есть визитера, снизу вверх. Грязные туфли, штаны порваны, колено кровит, рубашка помята, пальто перекошено налево, красное лицо заплыло, нос сломан и подтекает сукровицей. В руках торт.

– Ты к кому такой нарядный нарисовался? Больничка дальше по улице.

Повисла тяжелая пауза, охранник начал медленно привставать. Из-за угла появился мужчина лет тридцати пяти в старом, но опрятном синем костюме. Подходя, он поднял руку, показывая обеспокоенной охране, что все под контролем.

– Это к нам, это к нам, это к нам! Извините, бывший преподаватель…

– Выглядит как бомж, твой преподаватель.

Цифровые трибуны взревели, охранник опустил голову, схватил журнал посещений и швырнул его в сторону.

– Два-ноль! Два-ноль! Два-ноль!

Мой приятель подхватил меня под руку и повел прочь от злосчастной стойки.

– Костя, что с тобой? Может, тебе скорая нужна?

– Не нужно, пойдем в учительскую, – процедил я, – вот, торт принес.

Чваркин, такой была его фамилия, отпустил мою руку и ладонью указал на длинный широкий холл, хотя я и без него прекрасно знал, куда нужно идти. Уже у двери учительской он остановился и накрыл дверную ручку короткими пальцами.

– Может, ты умоешься? Ну, куда в таком виде?

– Да нормально.

– Ну какой «нормально», Костя, нам звонили из полиции, – шепотом произнес он, – сюда приходили, искали тебя. Что случилось?!

Я подался вперед, Чваркин сделал шаг назад и прижался плечом к двери, закрывая вход.

– С банка звонили. Ты платишь на ипотеку?

Во мне всегда закипала гордость учителя русского языка и литературы, когда Чваркин использовал предлог «на» там, где он совершенно не нужен – заплатить на ипотеку, выйти на коридор, сходить на кино. Что за дискриминация старого доброго В? Ярость во мне уже била через край и выливалась наружу каплями крови из носа. Боком прижав коробку с дурацким бантом к двери, я освободил правую руку, вытер нос и одним хорошим ударом снес с лица Чваркина налет святости и дорогие, но бесполезные очки без диоптрий. Он присел и попятился, я дернул ручку, распахнул дверь, схватил его за ворот пиджака и закинул внутрь. Собравшиеся в учительской педагоги – трое женщин – обернулись. Я поставил торт на столик, у Чваркина отказали ноги, он упал на пол и только причитал: «Костя, ты что, Костя…».

– Здравствуйте, коллеги! – бодро отрапортовал я и достал из кармана пальто пистолет.

«Собачники» – как много в этом слове, в подошве моего туфля», – думал я, с отвращением шаркая ботинком по жухлой осенней траве и краю бордюра. Ранний ноябрь, за последние полчаса дождь уже дважды сменялся снегом. Редкие прохожие семенят, вжимая голову в плечи, кто-то просто бежит, подгоняемый шквальным ветром, держа бесполезный зонт подмышкой. Дождь уже растрепал мою прическу, свитер промок, в кармане вибрировал телефон – обеспокоенный Чваркин не находил себе места. Мы уже как пять минут должны вместе представлять план факультатива Элеоноре Борисовне, промежуточному начальнику из регионального Министерства образования. В картине мира нашего директора именно она была негласной властительницей всех четырех школ отдельно взятого Советского района. Я взял трубку.

– Костя, пожалуйста, скажи, что ты уже на пороге школы.

– Я на пороге дома, Леш, жду машину. У меня тут таксист заблудился, проезд найти не может. Если тебя это утешит, я в собачье говно наступил.

– Не утешило. Поспеши пожалуйста, мы уже на кабинете. Если программу не защитим, Элеонора нас сожрет и башмаками твоими не подавится.

Противная холодная капля сползла вдоль уха, я сбросил вызов и положил телефон в карман. Вроде неделя неплохо начиналась, а к концу решила вся пойти наперекосяк. Мимо прошёл собачник в длинном, до колен, дождевике и резиновых сапогах. Его собака – огромная овчарка со странным ошейником в виде небольшого тубуса, закрепленного вдоль позвоночника, проходя мимо меня, встрепенулась, стряхивая воду с шерсти. На брюках осели мелкие грязные брызги.

– Эй, – крикнул я, отряхивая ладонью запачканную штанину, – держи собаку на поводке!

Собачник обернулся и приподнял руку, показывая что «все в порядке». Меня несколько смутило выражение его лица – половина натурально сползла вниз: левый глаз ушел туда, где по идее должна быть скула, щека съехала на рот, а нижняя челюсть безжизненно провисла. Единственное, до чего я смог додуматься, это окликнуть его еще раз. Вот только дотронуться до целлофанового плеча я не успел. Ладонь я отдернул буквально за секунду до того, как она исчезла в бездонной собачьей пасти.

Я отступил на несколько шагов назад, зверь не нападал, он так и остался охранять хозяина. Просто стоял под дождем и скалился, пока дождевик тащился вперед. Примерно в этот момент из-за угла показалась машина такси. Водитель, молодой паренек, верно оценил обстановку и заранее распахнул дверь, я всем телом влетел в салон, машина сорвалась и по инерции дверь громко захлопнулась. Проводив взглядом автомобиль, пёс посеменил вслед за хозяином. Я достал мобильный и набрал номер скорой:

– Добрый день. Пришлите, пожалуйста, врачей, тут во дворе ходит мужчина с собакой, у него вроде инсульт. Да, записывайте адрес.

***

Красная ручка набирает скорость и останавливается напротив фамилии Немутов. Три двойки карандашом, перед ними тройка, намученная двадцатью минутами пересказа Лермонтова, и четверка, намоленная мамой и директором. Сам двоечник еще не удосужился даже достать учебник. Развернувшись спиной к доске, он что-то полушепотом объяснял своему дружку, такому же двоечнику Иванькову.

– Немутов.

– Я, – отозвался он и развернулся.

– Учил?

Презентация прошла ужасно. Элеонора Борисовна буквально разнесла весь проект в щепки прежде, чем я успел войти в школу. Из учительской она уходила с гордо поднятой головой, похожая на чемпиона, разобравшего своего оппонента на запчасти прежде, чем закончился первый раунд. Сами «запчасти» физика Чваркина куда-то пропали и теперь игнорировали все мои сообщения.

– Давай четвертую главу.

Двоечник встал, переминаясь с ноги на ногу, раскраснелся. С двух сторон к нему понеслись тонкие ручейки нашептываний.

– Ну да, там получается как было…

Ручейки превратились в реки, кричали даже отличники с первых парт, развернув свои головы как совы в половину оборота.

– Не учил, значит.

Всеобщий гул смолк.

– Не ставьте двойку, я честно прочитаю.

– Ладно, карандашом. Но на следующем уроке ответишь.

Немутов облегченно опустился на стул, вверх взмыли сразу три руки, следом четвертая.

– Смолин, ты, что ли?

– Ну я, – усмехнулся второй двоечник.

– И что, читал?! Да ты блефуешь, знаешь же, что я Трифонову спрошу, она на медаль идет.

– Да мне любопытно стало, Константин Саввович, я все прочитал.

– Ну давай, удиви нас.

Через полчаса, когда обсуждение новой темы было в самом разгаре, звонок оборвал меня на полуслове и вернул обратно в класс. За три года, я так и не привык к этому, стоит только углубиться в обсуждение какого-то произведения, как длинная протяжная трель начисто обрывает все выстроенные нити диалога и рвет эту ментальную, сквозь-литературную связь.

– Запишите задание, пятая глава, пожалуйста.

Дети ураганом вылетели из кабинета, за дверью показалась лакированная, черная, блестящая шевелюра. Чваркин выпустил последних учеников, пропустил вперед завуча, вошел сам и захлопнул дверь. От обоих тянуло едва ощутимым шлейфом коньяка и ментоловых сигарет. Я отодвинул журнал: такая делегация в середине рабочего дня не сулила добрых вестей.

***

– Коньяк, пожалуйста, сигареты и лимон. Будьте добры, – через полтора часа, продрогший от холодной и мерзкой пасмурной погоды, я стоял у кассы продуктового магазина неподалёку от дома.

Уволить учителя не так просто. Очень много формальностей, нормативов, документов… А вот оптимизировать его труд можно очень легко и непринужденно. По итогам напряженной беседы с руководством я оказался проигравшей стороной. Опоздание стало краеугольным камнем и условием моей вынужденной капитуляции стал перевод на «чистую работу». В переводе на русский это значит, что если в ближайшее время я не найду новую работу, то очень скоро денег будет хватать разве что на проезд. Аренда квартиры и даже еда – выходят за рамки бюджета официальной зарплаты. Продавец улыбнулся золотом, когда я протянул ему мокрую наличность и выдал мне пригоршню монет.

– Вам тут грузчик не нужен?

– Где? – переспросил он, не переставая улыбаться, затем вдруг понял, о чем речь и отрицательно покачал головой.

– Жаль, очень жаль, – ответил я и вышел из магазина.

Провести вечер на кухне со стаканом в руке наедине со своими мыслями, как я изначально и планировал, не получилось – по каким-то причинам день решил быть плохим до самого конца. У подъезда меня остановили молодые люди, в которых без особого труда угадывались сотрудники полиции в штатском – по барсетке у каждого, короткие черные пуховики, стрижки «бокс» по линеечке. Мысленно я прозвал их «копами».

– Молодой человек, здесь проживаете?

– Да, – ответил я. Задерживаться не хотелось, непочатый коньяк настойчиво напрашивался к употреблению.

– А на каком этаже?

– На втором.

– Пройдёмте, пожалуйста.

Один из «копов» подхватил меня под руку прежде, чем я успел возразить. На первом этаже толпились и перекрикивались как чайки обеспокоенные соседи. Несколько полицейских в форме не пропускали их наверх и убеждали разойтись по домам. В толпе я узнал своего арендодателя – женщину преклонных лет, в ярко-розовом халате и пачке бигуди, затерявшихся в огненно-рыжей шевелюре. Увидев меня, она закричала: «Костя, Костя, что там случилось?» Я пожал плечами.

Теплый, спертый воздух подъезда щекотал ноздри запахами канализации, йода и железа. Через пару ступенек я увидел грязный и потертый номер квартиры. «62 – это же мой. Кто-то, получается, нахулиганил», – подумал я, перед глазами всплыл образ двоечника Немутова. Прогнав видение, я поднял глаза и увидел дверь в свое жилище. Она была прислонена к противоположной от квартиры стене. Нижняя часть была буквально порвана на лоскуты, тонкая жесть загнулась в кудри, формируя огромную полуметровую дыру. В прихожей какая-то женщина размазывала чёрную пудру по моим белоснежным кроссовкам.

– Эй, аккуратнее, – возмутился я и подался вперёд, но один из «копов» резко схватил меня за плечо. Женщина, сидевшая на пороге квартиры, подалась в сторону, уступая мне дорогу. Внезапно перед глазами всё потемнело и поплыло, голоса стали далёкими, а ноги потеряли всякую устойчивость. Я почувствовал, как чьи-то сильные руки ловят мою голову и укладывают на прохладный бетон. Пакет, навьюченный на мою безжизненно повисшую руку, стукнулся об лестницу. Кажется, коньяк остался цел. Хотя даже забавно, что в такой ситуации я забеспокоился о коньяке. На пороге моей квартиры лежало тело врача скорой помощи.