А Григорий со своей скотской и неблагодарной стороны, и не думает учитывать всё то, на какие жертвы ради него пошёл не чета ему своим благородством и высотой своего родственного положения, Феодосий, кто таких людишек, как Григорий, мог и имел полное право не замечать, хотя бы по причине своей огромной занятости, и если каждое такое лицо, из себя ничего не представляющее, замечать, то когда же жить собственной жизнью. И Григорий, как за ним сейчас заметил всё тот же Феодосий, фокусирует свой взгляд и внимание только на самом себе, смотря на мир вокруг и людей его представляющих, с высот своего значения через фокус своих очков, которые он ещё к тому же натянул на свой нос фасонисто по борзому. И глядя на нос Григория, так и видится, как снисходительно на всех и в частности на вас он посматривает.
И понятно, что Феодосий, хоть и большой демократ, и либерал, но, тем не менее, он ко всему этому и высокородный отпрыск одного монаршего семейства, только самим себе позволяющие так на реальность с высока смотреть, в себе чуть не перекрестился, возмутившись на такую дерзость Григория, не ясно к чему в итоге стремящегося.
При этом Феодосий уже не столь вспыльчив, как предки по отцовской линии, всё-таки монаршее сословие по своему эволюционировало, и теперь оно не всё то, что несёт ему беду и неудовольствие рубит прямо с плеча, а монаршие отпрыски и близкое к нему сословие готово выслушать представителей народных масс и даже посчитать его доводы иногда сознательными.
Так и сейчас Феодосий, видя себя в фокусе внимания и взглядов Григория через очки (ещё бы в монокль, падла, на меня посмотрел), не имея причин подозревать Григория в большем уме, чем он у него есть, взял и, приговаривая: «Теперь-то мне ясно, почему у твоих очков такие толстые стёкла», прямо ткнул пальцем руки в одно из стёкол его очков, отчего Григория аж парализовало в одном не сдвигаемом положении.
А так как Григорий не имел ничего супротив этой проницательности Феодосия сказать, то на этом они и разошлись, чтобы в своё время сойтись на том самом аукционе, который стал для Феодосия в чём-то знаменательным из-за встречи на нём Терентия, перехватившего буквально из его рук знаковую картину Малевича-некст, и ставший огромным информационным поводом для оппозиционной прессы в плане унизить и проехаться по репутации Феодосия: Как мы и говорили, непутёвый сын своего отца, где под огромным вопросом определение его отца. О том ли отце говорим мы, когда вспоминаем отца Феодосия второго, чья схожесть с известным всем отцом, имеется только в имени.
А если рассмотреть другие родовые черты, и не только в физическом плане, то у Феодосия второго нет ничего общего и основного от Феодосия первого. И приводить в качестве основного аргумента такой природной несправедливости и аномальности то, что природа отдыхает на детях своих отцов, конечно, можно, но это всё равно ничего не исправит и такая демонстрация своей решимости идти до конца своего отца в схватке за своё право на престолонаследие, ещё не другое доказательство своего генетического кода, как у монаршего отца.
Но сейчас разговор не идёт о родословной Феодосия второго, где эта тема шибко интересует оппозицию, и как Феодосий понимает, то всю эту оппозицию к себе подкармливает инсайдами, его, теперь, да и ранее под большим сомнением, единокровный брат Альберт, а сейчас к Феодосию, итак уже задёрганному связанным со встречей с Терентием событием по пути к этому замку, где проводился аукцион, вдруг и с какой это ещё стати появились вопросы у Григория. Умело пользующегося тем, что Феодосий на публике слывёт большим либералом, хоть и эксцентричным, и он мимо тебя, малая зрительная симпатия и отождествление хоть какого-то интереса к твоей персоне у природы и начал разума человека, не пройдёт, поворотив в презрении нос.
