– Верно, – послышался в ответ звонкий девичий голос.
– Нареку вас именем – Нея! – торжественно провозгласил Егор.
– Почему Нея? – слегка возмутились голосом незнакомки. – Разве это видишь перед собой?
– Чувство родилось внутри меня, – искренне признался Егор. – Нея – это НЕ Я. Моё второе я.
– Красиво. Нет. Это имя не одобрит Нáй-эква.
– Богиня огня? – с иронией уточнил Егор. – Может, звать мне вас Най?! Или Най-анки56? Как правильно по-хантыйски?
– Тая, – прошелестел её умирающий голос. – Та-а-а-ая-а-а-а…
– ТА Я, – шутливо разделил её имя Егор и уточнил: – Та? Другая?! Иная? Потусторонняя?!
– Та, – мило усмехнулась Тая.
В тот момент Егор уверенно осознал: эта милая, чудаковатая, странная девушка не может принадлежать ему. Не может принадлежать никому.
Из синеватых, дрожащих недр огненного чума вдруг принялись вылетать чёрные сгустки бесформенных сущностей. Фантомы воспарили над толпой гуляющего люда, запрыгали по их головам в виде призрачных хантыйских духов, лесных привидений, самых невероятных пупы́хов, у́нху57 и иже с ними. Гигантские тени над людьми обратились в ме́нквов – злых великанов, принялись давить людей, как окурки, на грязном песке, сминать уродливыми оплывшими столбами-лапами в лепёшки их судорожные, тщедушные человеческие тела.
Позже Егор вспоминал и перенёс в своём сознании следующую сцену именно на этот момент расставания с незнакомкой.
Беззаботно допивали они терпкий, насыщенный, лишённый вкуса и запаха напиток из винной бутылки, когда на песчаную огненную площадку перед костром выпрыгнули танцоры в берестяных масках, трикотажных сценических костюмчиках с оторочкой меховой синтетикой рукавов и штанин. Неистово забили бубны с колокольцами, усиленные динамиками современной аппаратуры. Лениво захлопал в ладоши столпившийся вокруг опьянённый люд. Пляска самодеятельных артистов, наверное, не представляла бы из себя особой ценности, значения и понимания для подвыпивших зрителей. Если бы не один солист-танцор. Лицо его было прикрыто не как у других, не примитивной берестяной картонкой, с вырезами для глаз и рта, а искусно стилизованной маской под фантастического персонажа американского боевика – Хищника58. Как только Егор разглядел этого танцора с тяжёлым посохом в руке, искривлённым застывшей судорогой, действо обрело для буровика совершенно иной, глубокий, философский смысл и значение. Перед ним развернулась борьба хантов с Хищником, кто явился выкачать всю, без остатка, чёрную кровь из утробы их матери-земли и вознамерился погубить всё живое вокруг.
Под финал представления танцоры в берестяных масках попадали бездыханные в песок перед торжествующим Хищником. Тот победно вскинул над головой, а затем с силой воткнул в песок перед собой посох.
Из набалдашника посоха в виде чёрного осиного гнезда вдруг вырвался чёрный фонтан жидкости и оросил окружающих.
Толпа взвыла в диком восторге, едва ли понимая жуткую аллегорию – философскую задумку постановщика танца в неловком исполнении непрофессиональных артистов.
Потрясённый, опьянённый Егор воспринял посох как символ буровой вышки, разглядел её во всех технологических подробностях лесенок, площадок и ограждений. Но, главное, заприметил даже самого себя на верхотуре вышки – тщедушного помбура, унесённого в небеса бурным всплеском фонтана «чёрного золота» Югры.
Сущность буровика в Егоре Плещееве помрачнела, сморщилась в злобного ежа. Сущность этнографа, археолога и поэта расправила крылья, неистово зааплодировала и присвистнула от восторга.
