– Я не жаловалась!
Мы столкнулись взглядами. Кажется, он привык, что люди боялись его злых глаз, но я отчаянно смотрела прямо. Он вдруг презрительно усмехнулся и с затаенной угрозой произнес:
– Хочешь быть как все – дождись наших занятий. Я тебе это обеспечу. А сейчас можешь быть свободна! И платье свое забери!
Я выскочила за дверь и прижалась к стенке, пытаясь успокоиться.
– Ты как? – раздался низкий голос Кензи рядом.
К моему удивлению, обе девушки остались в коридоре и дождались меня, хотя могли бы пойти на пару.
– Извините, – невпопад сказала я, – вам досталось по моей вине.
Прим отрицательно замотала головой, мол, нечего извиняться, а вот Кензи хмыкнула.
– Это да. Досталось. Ты дурочка, Лайонел. Ты зачем в её форме домой потащилась? Я думала, тебе ума хватит переодеваться в академии.
Это было так очевидно, что я заморгала. Брюнетка снова усмехнулась.
– Мы сейчас на пару пойдем? – тихо спросила Прим.
– Зачем? – Кензи пожала плечами, – нас же к куратору увели. И совершенно точно отметили наше отсутствие. Пойдем в буфет.
Прим колебалась, теребила выбившуюся из узла русую прядь, а я решила воспользоваться случаем и поговорить:
– Идем!
– Тогда с тебя кофе, Сиротка, – почему-то из уст Кензи прозвище звучало хоть и иронично, но не обидно. – Только свадебный прикид спрячь. А то выглядело так, будто опекун пришел к Ханту тебя замуж выдавать. Держи, солдат, невесту. У него лицо было, как у моего брата в такой момент, – пояснила девушка, заметив, как мы с Прим зарделись от ее сравнения.
Я попыталась сложить платье, но множество слоев шелка и сатина никак не желали укладываться, оставаясь невесомым облаком. Кензи посмотрела на старые наручные часы с потертым стеклом и еще более потертым кожаным ремешком, вздохнула, и достала из своей сумки тканевый пакет с ручками.
– Что? Брат иногда просит купить что-то для дома после занятий.
Совершенно бесцеремонно она затолкала туда платье, завязала ручки и вручила мне, а после повела коридорами вниз. В буфете мы выбрали булочки – я с корицей, Прим с ванилью, а Кензи с таким безумным количеством орехов, шоколада и сиропа, что под ним не было видно спиральные слои теста. И самый дорогой кофе, с огромной горкой взбитых сливок и цукатами сверху.
– Одна лира, – произнесла девушка за стойкой, и я достала из кошелька три монеты. Кензи, Прим и буфетчица уставились на меня с одинаково изумленным выражением лица.
– Одна лира за всё, – чуть более хрипло чем обычно произнесла Кензи. Я смущенно забрала две лишние монеты. В местах, где бывал дядя, один капучино стоил порой лиру. Ну я и по привычке дала денег… Стало жутко неловко. Однокурсницы молча взяли подносы и мы устроились у окна.
Мы с Прим молчали, то и дело затравленно поглядывая друг на друга. Почему-то мне казалось, что она тоже впервые нарушает правила.
– Вкусная штука, – довольно облизала губы Кензи, после того, как попробовала булочку. – у меня редко хватает денег на сладкое.
– Сестра говорит, сладкое вредно, – тихо подала голос Прим.
– Ну вот пусть твоя сестра его и не ест. Я последний раз шоколадку покупала себе на День Рождения.
– А когда это было? – решила уточнить я. Мне нравилась беспощадная логика Кензи. И вся она – резкая, грубоватая, но при этом совершенно уверенная в себе.
– В апреле. Так что точно не потолстею, не переживайте. И кстати, если не будете свои булки, я их заберу. Кстати, что с тобой не так?
