– Почему ты не захотел найти меня после того, как Нэиль тебя прогнал? Почему сразу же забыл обо мне? Ведь ты не узнал меня сразу, когда увидел пару сезонов спустя? Придумал, что я похорошела, и ты не узнал. Не узнал, потому что и в голове не держал. А я все эти тёплые сезоны приходила на тот пляж и ждала тебя… смотрела на мост. Но там стоял только Чапос, да и то иногда… Или ты любил тогда Гелию? Скажи хотя бы теперь, что я лучше, чем она. Всегда была лучше.
– Если бы я понимал это тогда, всё было бы по-другому. И у меня. И у тебя.
– Я лучше?
– Дай мне обещание, что прямо сейчас ты откроешь мне свою тайну. Хотя эта тайна скоро уже не поместится в твоих платьях… – он давал понять, что игра в прошлое завершена. Он очнулся и внезапно остыл, как бы устал, лучезарность глаз сменилась обыденным их выражением. Будто она зашла к нему не ко времени, а он всё ещё продолжает обдумывать то, что она и прервала своим непрошенным приходом. Иногда ведь бывало и такое, пока она не выучилась не соваться к нему тогда, когда он её не зовёт. Это же был совсем не тот Рудольф, который когда-то подходил к ней в этой самой реке, предлагая на свой странный манер искреннюю симпатию со скорейшей перспективой её преображения в любовь… Но та река давно сменила и обновила свои воды, как и песок полностью поменял расположение всех своих песчинок, а иные из них унесло ветром и водой неведомо куда. Так и лесистые заросли по берегам неисчислимое количество раз отцветали и роняли свои соцветия заодно и с листьями. Всё и давно уже было иное. Она положила руки ему на плечи, хотя ясно видела, что сегодня продолжения любви уже не будет. Она и не собиралась настаивать. Когда успокоится, сам позовёт. Не исключено, что так произойдёт уже завтра к ночи. Для изучения его особенностей времени у неё было достаточно. Только и она согласится не сразу. Чтобы у него тоже возникло раскаяние за свою капризную непредсказуемость. Даже если бы он и хотел, он не смог бы, просмотрев всю планету этим своим волшебным подземным оком, на котором она восседала голыми ягодицами, найти ей замену. Она единственная такая, одна на целую планету…
Смеясь, скрывая поднявшуюся из тех самых растревоженных пластов горечь, она ничего так и не сказала ему. Зачем ему её признание в том, что в ней живёт, пусть и не дышит ещё сам по себе, их общий сын? Если и так всё очевидно, а скоро станет очевидно и всем окружающим. Франк сказал ей, что будет мальчик. Рудольф не сможет теперь отказать ей и пойдёт в Храм Надмирного Света. Он же любит, он же не отдаст её на бесчестье…
И вот тогда-то и вошла Икринка. Она не увидела ничего, кроме их дурачества и распахнутого платья, когда Нэе пришлось сползти с возвышения кристалла. Рудольф выключил изображение реки. Поверхность стала ярко-синей, как и платье Нэи.
Стоя за закрытой уже панелью входа, Нэя ощутила запоздалый стыд и смятение, будто её уличили в низком постыдном деянии, которому нет прощения. Стены были звуконепроницаемы. Было тихо, но Нэя ясно понимала, что там за закрытой стеной бушует гроза. Никогда она не видела столько ненависти в глазах своей тихой и задумчивой подруги, хотя и отдалившейся от неё, но остающейся ей дорогой и близкой. И кому предназначена была ненависть? Одному Рудольфу или ей тоже?
Если ненависть сильнее жалости – приходит беда
Икринка видела только спину Нэи, закрытую платьем, но не надо было быть провидцем, чтобы понять, чем она была развернута к папеньке, каким своим оголённым непотребством. И этот полуседой дядя нахально и любовно сиял глазами и сжимал её узкую ступню, чуть ли не целуя. Нэя хохотала как умалишенная, отражаясь в зеркальной поверхности супер -делового совещательного рабочего стола, в котором и были запрятаны их чудо – техно – совершенства, мозг их подземелья. А она сидела голой задницей на драгоценной начинке управляющего центра подземного города! Даже Икринка не могла себе представить, что её учительница хороших манер на такое способна. Они могли бы их с Антоном многому научить, этот солидный дядя со своей голозадой и отнюдь не юной тётей. А ведь она и учила: «Позволяй любимому всё»…
