Миссис Хемингуэй - страница 14

Часом позже ее будит Эрнест. Он сбросил свой купальный костюм прямо на пол рядом с кроватью, влажная кожа кажется прохладной.

– Эрнест, ты пахнешь, как ракушка.

– Я мидия, которая приползла к тебе.

Хэдли рассмеялась:

– Мидия – самое глупое существо во Вселенной! Такой гений, как ты, Эрнест, никак не может быть мидией.

Он целует Хэдли, проводит рукой по ее груди.

На полу залегли полосы желтого света, со спинки кровати свисает пояс от кимоно, зеленый и блестящий, как змея, тумбочки завалены книгами. В глубине комнаты – большое лакированное бюро в китайском стиле, расписанное драконами. Иногда Хэдли удивлялась, отчего же она так страстно желает оказаться подальше от этой прекрасной комнаты, от теплого моря? Чего ей не хватает? Белье – свежее, Эрнест – рядом.

Он уткнулся в нее носом и задышал ей в шею, в то место, где для Хэдли это особенно нестерпимо.

– Хватит, Эрнест! Я не могу… Пожалуйста!

– Что, Хэш? Чего ты там бормочешь, котенок? Хочешь, чтобы я продолжал?

– Пожалуйста. Прекрати! – задыхаясь, пытается она выговорить сквозь смех.

Но Эрнест продолжает целовать ее шею.

– Расскажи мне о мидиях, и я перестану тебя так целовать… и дышать на тебя вот так… и лизать вот так!

– Они двустворчатые! – из последних сил выкрикивает она, хватая его за руки и пытаясь оттолкнуть.

– Двустворчатые? В каком это смысле? Всегда вдвоем?

Он прижал ее руки к матрацу.

– Ты меня убиваешь!

– Я всего лишь маленькая мидия, присосавшаяся к твоей шее. Что значит двустворчатые?

– Это значит, что у них и сознания-то нет!

Хэдли изгибается, стараясь подвести колено к его промежности, чтобы он понял, что ступил на опасную территорию. Но ему вновь удалось увернуться.

– А что же они едят?

– Они высасывают еду из воды.

Он сложил губы трубочкой и засосал кусочек ее кожи:

– Вот так?

– Они пропускают ее через себя! – из последних сил пищит Хэдли.

– А что они пьют?

– Они не пьют!

– Что, даже шампанского?

– Ничего не пьют.

– Что за жизнь без шампанского?!

– У них не хватает мозгов, чтобы понять, что они живут без шампанского.

– Ни воображения, ни шампанского. Да я бы лучше сдох!

Эрнест наконец откатывается в сторону и лежит, подперев голову рукой. Забавно, ей всегда немного досадно, когда он соглашается отстать.

– В таком случае ты был бы первой в мире мидией с суицидальными наклонностями. Лаборатории Америки дрались бы за право изучать твою сложную многогранную личность, никогда прежде не встречавшуюся среди моллюсков.

– Зато как шикарно – постоянно болтаться в море. Ощущать лишь свежесть и прохладу и не думать ни о чем, кроме воды и еды да встречи с какой-нибудь хорошенькой ракушечкой, чтобы в нее как следует всосаться. Ведь это – жизнь!

Теперь они лежат рядом, глядя друг на друга, ее дыхание постепенно успокаивается. Он вглядывается в ее лицо.

– Если приставить тебе к носу зеркало, Хэш, в нем будет точно такое же лицо. Твои черты абсолютно симметричны. Поистине чудо природы.

– Широкое и плоское, как тарелка, так моя мама говорила.

– Похоже, твоя мама была чемпионкой мира по брюзжанию.

– Она в жизни не завоевала ни одной награды.

– Вот для чего умирают матери – чтобы мы могли продолжать жить, – пафосно изрекает Эрнест, хотя его собственная мать жива и здорова. – Ты что-то здорово красная. – Он откидывает волосы с ее лица.

– Тебя бы так помучить!

– От солнца, я имею в виду.

– Жаль, что я не уплыла раньше. Ты долго там еще оставался?