Ян откинул в сторону выбеленные химией пряди, в темноте чуть ли не фосфоресцирующие, как у водяницы. Порты имплантов шли по светлой коже рубцом языческой руны.
– Ныряй, Светка, – выдохнул Ян, окончательно срываясь с нейтрали. Да и какая тут, к чертям, нейтраль, если он больше никогда не увидит синих глаз деда Саши, никогда не прижмется щекой к теплому пледу на плече деда Кира, и никто, ни-кто, не поправит прицел у самодельного лука…
И только ошметки татарских стрел…
Ломкая прошлогодняя хвоя вместе с трухой и какими-то безымянными жучками заполнила порты имплантов под истошный вопль хозяйки.
А один из тех, кому пришлось взорвать себя, даже кричать не мог, представляешь?
Глубже. Еще. Давай же, Светлана Повидайко, нырни хорошенько, до крови из носа, до судороги в левой руке, чтоб уж наверняка остаться здесь надолго. И искать тебя будет папа целую вечность, по старинке. С собаками и факелами.
Может, и найдет.
Ян встал и отошел на пару шагов. Потом вернулся, вспомнив что-то, обыскал глухо стонущую девушку на предмет смартфона, но ничего не нашел. Современная молодежь предпочитала вживлять в глаза камеры и прокачивать импланты.
– Х-х-то-о… ты-ы…
Не боюсь тебя, ехидна.
– Янис Заневский.
Мысль о том, что содеянное дальше будет уже перебором, напоролась в комнате сознания на демонический смех темной половины. Эффектный жест был заготовлен заранее, зачем добру пропадать?
Пять минут легкой формы топологического кретинизма. Выброшенный в кусты ключ от наручников. Поднятый в небо флаер. Ах да, экзамен по теории цивилизации… Ничего не запомню, но хоть что-то.
А в Истринском лесу по щекам связанной Светки Повидайко бегут крупные соленые капли. Бегут вниз, по шее, промывая белые дорожки в лесной грязи. Бегут к роскошной груди третьего размера, на которой могильным камнем покоится тест на беременность с двойной сплошной.
И красный маркер.
***
– Сегодня у нас единый гуманитарно-технический экзамен, – Настя Ветер, чуть ли не насильно упакованная стилистами в чёрную юбку-карандаш, заметалась взглядом по лицам ребят, и Мишка Пурга, штатный оператор шоу «Амальгама», махнул свободной рукой себе за плечо, намекая историку, куда смотреть, чтоб выглядело красиво и в меру эпично.
Настю в кадре сменил Лев Мессер, назвать которого товарищем у Пурги язык не поворачивался, господином было бы уже слишком, а профессором не позволяло (кто бы мог подумать!) отсутствие профессорской степени у статного седовласого мужчины с крючковатым носом, проницательным взглядом и ледяным спокойствием памятника самому себе. Хотя на камеру Мессера всё равно величали профессором, уж больно типаж соответствовал.
– Когда-то давно, в начале двадцать первого века («Как щас помню», – хотелось добавить в кадр оператору), научное сообщество восставало против повального увлечения тестами, – Мессер начал издалека, словно у него в запасе был целый академический час, – мол, тесты измеряют память на обрывочные факты и только, а вся сила и красота мышления студентов остаётся за бортом, и до неё приёмной комиссии дела нет. Но сегодня, в эру безусловной власти информации, мы можем смело утверждать лишь одно…
Мессер сделал паузу, позволяя оператору пробежаться по сосредоточенным лицам ребят – так снимают породистых коней, готовых сорваться в галоп, едва услышав выстрел стартового пистолета – и одним махом окончил свою пламенную речь:
