Второй, который был Рогоз, густо пересыпал свою речь матом – безо всякого зла и причины, просто для связки слов. Я тоже не была святой - несмотря на воспитание, вылетало иногда. Но крайне редко, только когда иначе – никак. Правда, потом я никогда не забывала прикрыть рукой рот – с детства как-то… само уже делалось. А однажды вообще выдала разом весь словарный запас, невольно заимствованный годами. Но тогда для этого была веская причина, и был выбор – извергнуть или же взорваться изнутри. И слышали меня тогда только двое – Марк и Лужок, уволенный потом за тот самый случай. О Лужке не могу сказать ничего, но Марк с тех пор относился ко мне более… уважительно, что ли? Кто его поймет! Но именно Марк посоветовал мне не обращать внимания на Рогоза, потому что «все равно мы не владеем уникальной, ныне утерянной технологией строительства – без единого матерного слова».
Остальные четверо были люди, как люди. Мне кажется, что они даже в некотором роде наслаждались этими строительными командировками – работа на свежем воздухе, на природе, пища с костра, купание в водоемах по теплу, замечательный загар… И не скрипит никто, опять же – вынеси да вынеси мусор. Домой возвращались отдохнувшие от семейных забот, соскученные по женам, при деньгах – с ними рассчитывались не за месяц, а по факту исполнения заказа. Умудрялись собрать подарки – сельские продукты, грибы, ягоды. Так что проблемы намечались только с Потапычем. Рогозовские словечки практически уже и не воспринимались разумом, автоматически им отсеивались и отметались, вычленяя из его речи только сам, собственно, ее смысл.
Следующий день мужики слаженно работали. Трал подвез маленький экскаватор и тот готовил яму для септика, рыл траншею для водопровода, а бригада сбивала каркас опалубки для ленточного фундамента мелкого заглубления. К вечеру должен был подъехать миксер и залить бетон. Еще вчера мы с Марком спланировали порядок работ, и я оказалась свободна на целый день. Подумала и занялась стиркой. Отыскав в сарайке круглое жестяное корыто, наполнила его горячей водой со стиральным порошком и замочила Ванино белье.
Мера эта была вынужденной - всю эту ночь я проспала в обнимку с его нижней рубашкой, уткнувшись в нее носом и это было неправильно. Я просто представила себе ситуацию, когда уже все из нее вынюхаю, и настанет очередь подштанников, а потом и портянок, чего доброго. И это было уже совсем не смешно – такое состояние отчаянья и жуткое чувство потери культивировать в себе было просто нельзя. Я отлично понимала это, но замочить белье себя буквально заставила.
Баба Маня посоветовала еще и прокипятить его – выварить.
- И с отбеливателем каким, а то так не отстирается – сильно заношено.
Только мы собрались обедать, взглянуть на стройку подъехал глава местной администрации. Низенький крепкий мужчина с властным выражением лица и серьезным взглядом собрал мужиков, провел инструктаж по пожаробезопасности, попросил понимания, примирив этим с собой и уехал – нормальный дядька. Общался с ним Марк, отбиваться именем Беркутова Владимира Борисовича не пришлось. Да и, скорее всего, он был в курсе кто заказчик и он же - владелец участка.
Дальше визит нам с бабой Маней нанес отец Василий – весьма и весьма интересный внешне мужчина лет шестидесяти с короткой стрижкой и аккуратной бородкой. Когда на асфальте остановилась L-200 серебристого цвета, хозяйка объяснила мне кто именно идет к нам по участку в джинсах и тонкой ветровке.
