До меня вдруг доходит: он ждёт, чтобы я попросила. Это такая стратегия: расчленить личность, но прежде заживо содрать оболочку. Не разовым актом. А сдирать постепенно, по маленьким лоскуткам. Попрошу один раз – и придётся просить всегда. Перейти эту грань – и я превращусь в жертву.
Отступаю на шаг.
– Ты не голодна?
Я сажусь на пол. Прислоняюсь спиной к стенке. Страх. Стыд. Холод. Переступлю. Но не гордость.
Он расправляет почти опустевший пакет. Задирает голову. И в его открытый рот соскальзывают по сгибу как по горке самые маленькие крошки. На маску падает несколько штучек, они цепляются за ткань и остаются там, на обтянутом чернотой подбородке.
Люди могут очень долго прожить без еды. Ставят фантастические рекорды: недели, месяцы. А я здесь не больше суток. Что я? Слабачка? Нет. Хер ты дождёшься, чтобы я просила.
Он встаёт. Разглядывает свои ладони. На его пальцах остался сырный порошок.
– Я покормлю тебя, – улыбается. Кивает на пакет, в котором ещё несколько упаковок. – Но мне нужно кое-что узнать для начала.
Идёт ко мне. Я вжимаюсь в стенку.
– Тебе какие больше нравятся? – он проскальзывает носком ботинка под мои согнутые ноги, и немного подталкивает их вверх. – С солью? Со сметанкой? Или такие, которые сейчас ел я?
Его рука трогает мою щёку. Я отворачиваюсь. Он большим пальцем к моим губам.
– Попробуй. У меня есть ещё, – хочет протолкнуть его внутрь. – Лизни.
Сжимаю зубы. Выкручиваю шею до рези. Лишь бы держаться подальше от него. А он надвигается. Теперь его рука вплотную к его животу. Другой обхватывает мою голову. Заставляет повернуть лицо к нему. Его тело нависает надо мной. Закрывает собой свет. Только чернота одежды. Слишком тесной. Обтягивающей каждую выпуклость.
Я зажмуриваюсь.
– Оближи, и я тебя покормлю, – его слова падают на меня сверху.
Рука сжимает подбородок. Я дёрнулась. Он схватил крепче. Надавил. Как в тисках. Зубы сводит от боли. Щёки будто проткнули узкими полыми трубками. Мой рот сам распахивается, поглощая вместе с воздухом его палец. Он трётся об мой язык, заполняя вместе со слюной всё внутри солью. Я скребу ногами по полу как рухнувшая птица, разгибаю их. Пинаю воздух отчаянно, раз, раз, и ещё, до тех пор, пока не попадаю по чужому телу.
Он делает шаг назад, отпуская моё лицо. Сгиб его пальца между верхними и нижними зубами. Я ощущаю круглый кончик костяшки. Зубы соскальзывают с неё. И я сжимаю челюсть изо всех сил.
Вскрик. Он выдёргивает. Отшатывается. Я сплёвываю на пол его кровь вместе со слюной. И осмеливаюсь смотреть ему в глаза. Неприкрыто, с вызовом.
Человек в маске поворачивается ко мне спиной. Он идёт в центр комнаты. Резким движением поднимает с пола пакет. Вздёргивает его как пыльную тряпку. Упаковки с чипсами сыплются на бетон.
Возвращается ко мне. Рывком поднимает на ноги. Кричу.
Шорох у поясницы. Я больше не прикована к стенке. Только узел наручников за спиной.
Он позади. Цедит на ухо:
– Тебя следует проучить, – и подталкивает к двери.
Крыша. Плоская. Куски рубероида разбросаны как взрытый асфальт.
Ему скользко. И он теряет равновесие. Я на мгновения свободна от его рук. Но мне эта свобода – падение. Ловит. Толкает вперёд. Мои ботинки носками упираются в бетонное возвышение. За ним – край.
Нажим на шею сзади.
– Не надо! – хриплю.
Небо заваливается за спину. Десяток этажей до смерти. Зажмуриваюсь. Край крыши врезается в рёбра. Воздух тяжёлой пощёчиной в лицо.
