– Как Вы себя чувствуете?
К сочувственном вопросу – а равно, к печёнке ЧиЗа – прилагался и носок ботинка вопрошавшего. Это позволило ускорить процесс возвращения к действительности.
– Ну, давай, поднимайся.
Чьи-то крепкие руки «заботливым рывком» поставили его на ноги. Журналист пошатнулся. Его так же «заботливо» поддержали кулаком в спину. Правда, немножко нарушили при этом центровку: ЧиЗ подался вперёд. Во время вынужденного манёвра он успел разглядеть отдельные детали интерьера и кое-что понять.
– Ну, по глазам вижу, что процесс уже пошёл!
Похоже, выражение его лица не укрылось от другого лица. Лица одного из присутствующих: по характеру поддержки Чиз уже понял, что подпирающее его «дружеское плечо» существует не в единственном числе. И всё-таки – для страховки – он обернулся на голос.
– Ты?!
Процесс узнавания определённо не доставил ему удовольствия: перед ним стоял Майор – который Зам по оперативной работе.
– Как видишь, уважаемый «Человек и Закон», «никто не забыт – и ничто не забыто». Выходит, зря ты нас чуть ли не в каждой программе обвинял в непрофессионализме и взяточничестве.
– Ну, во взяточничестве – вряд ли зря…
ЧиЗ решил повременить с падением духом.
– … коль скоро вы здесь…
Майор ухмыльнулся.
– В своём репертуаре. Вот и не верь после этого поговорке об исправлении горбатого единственным способом… Жаль… Жаль, приятель…
– Чего тебе жаль?
– Жаль, что «с нами – а не наш».
– Мне тоже жаль, – тоже вздохнул ЧиЗ. – Человек, который читал Горького – с теми, кто дальше букваря не пошёл.
И он выразительно покосился на своих «медбратьев»
– Чего это он? – честно не понял один из «оперов». – Причём, тут, горькая?
– Ну, вот: меня сразу поняли, – покривил щекой Чиз. – Что я и говорил.
– Вернёмся на стези!
По причине позднего времени – и лимита оного – Майор решил не углубляться ни в литературу, ни в историю.
– Кстати, в предварительном, так сказать, порядке, ты бы мог и поблагодарить нас.
– За что это?
– За то, что мы тебя, можно сказать, подобрали на улице и доставили прямо на дом. За сострадание и, я бы даже сказал, человеколюбие.
– Да вы – прямо не «мусора́» продажные, а добрые самаритяне…
ЧиЗ поскрёб по сусекам – и набрал на усмешку.
– Ну, про самаритян я уже слышал – и не далее, как вчера.
– Не от Хозяина ли?
Взгляды ЧиЗа и Майора встретились. Оба оказались достойными другу друга: никто не уступил дорогу.
– Я не имею в виду Полковника: этот «гуманитарий» вряд ли знаком с такими словами.
Вот теперь Майор счёл возможным прекратить игру «в гляделки». И не потому, что ЧиЗ «переглядел» его. Пора было «выходить на коду».
– Да-а-а… Какие мы могли бы делать дела, будь ты на правильной стороне…
– Я – на правильной стороне, – опять «неправильно сориентировался» ЧиЗ.
Майор укоризненно покачал головой.
– Ну, что ж. Так как идейные платформы сторон решительно не совпали, то, я думаю, не стоит нам ходить вокруг да около.
Он подошёл вплотную к журналисту. На расстояние удара – и не только словом.
– Где кассета? Только не говори, что не понимаешь вопроса.
Не разочаровывай меня.
– А ты очарован мной?
– Да. А если ты проявишь должное понимание, то я тебя возлюблю – и даже откланяюсь с извинениями.
– Нет у меня никакой кассеты.
– А где она? – почти ласково «поинтересовался» милиционер.
Но ЧиЗ оказался настолько невежлив, что игнорировал вопрос. «Позора мелочных обид» не выносят души не только поэтов – и Майор так же не вынес. Прямо кулаком в челюсть визави. Журналист не был былинным богатырём, который, по сюжету, не должен даже качнуться от такого удара – и поэтому упал. Не как подкошенный, но на ногах не устоял: работа по нему была выполнена квалифицированно и даже профессионально.
