После того как волнение немного улеглось, и они обсудили все возможные «если» и «когда», Аня пошла готовиться ко сну, а Петто потянулся к книжной полке у кровати. Это был его ритуал, якорь, помогающий переключиться с плотного мира фактов и дат на что-то совершенно иное. Он провел пальцем по корешкам – здесь стояли не строгие монографии или сборники документов, а потрепанные томики фантастики, детективов и приключенческих романов. Его тайный сад, где цвели невероятные миры.
Он выбрал старенькое издание Рэя Брэдбери – сборник рассказов, который он перечитывал бесчисленное количество раз. Устроившись под одеялом рядом с уже задремавшей Аней, он приглушил свет ночника до мягкого, интимного сияния и открыл книгу.
Для Петто, чья жизнь была посвящена каталогизации и сохранению прошлого, художественная литература была окном в невозможное. Его дни проходили среди свидетельств того, что было – часто серого, будничного, иногда трагичного, но всегда конечного и задокументированного. Книги же предлагали то, чего не могло быть: далекие планеты, говорящие животные, магия, переплетенная с реальностью, города, живущие по своим, не поддающимся логике законам.
Это было не просто развлечение, а жизненная необходимость. Способ проветрить голову от архивной пыли, раздвинуть рамки строгого, упорядоченного мира, в котором он чувствовал себя так комфортно, но который иногда казался ему пресным, лишенным красок. В вымышленных историях он находил ту яркость, ту свободу воображения, которой так не хватало в его выверенной, предсказуемой реальности. Он погружался в строки, описывающие марсианские каналы или осенний городок, полный тайн, и чувствовал, как напряжение дня уходит, уступая место легкому волнению читательского предвкушения.
Он читал о стеклянных городах на красной планете, и на время забывал о Глухом проулке, о тенях Фальтико, о завтрашнем тесте на беременность. Страницы шуршали в тишине комнаты, слова складывались в образы, и Петто уносился далеко-далеко от второго этажа старого архивного здания, в миры, где прошлое не давило своим грузом, а будущее сверкало мириадами невероятных возможностей. Это было его противоядие от серости бытия, его личная машина времени, уносящая не назад, а в сторону, в бесконечность вымысла.
Строки Брэдбери уносили его на пыльные дороги Иллинойса, где лето пахло одуванчиками, но сквозь магию слов начала проступать мысль о завтрашнем дне. Не только о возможном отцовстве, но и о работе. Он отложил книгу, пометив страницу старой закладкой с гербом Фальтико. Воображаемые миры отступили, и на их место вернулась привычная реальность архивариуса.
Завтрашний день обещал быть особенно сложным. Не рутинный запрос от краеведа, а специфическое задание от частного клиента. Весьма состоятельного, судя по авансу, коллекционера или мецената, пожелавшего остаться анонимным – все общение шло через его помощника. Задача была нетривиальной: определить как можно точнее место захоронения некоего Мариона Хиккса на территории старого городского кладбища, официально закрытого и задокументированного в 1743 году.
Сложность заключалась не только в древности захоронения. Это кладбище было ярчайшим примером того, как Фальтико переписывал свою историю, буквально строя новое поверх старого. За два с половиной века на этом месте успели возвести городской музей естественной истории – массивное здание с глубоким фундаментом, которое простояло почти сто лет. А потом, в угоду веяниям нового времени и коммерческой выгоде, музей снесли, и на его месте вырос сверкающий, многоуровневый торговый центр «Галерея Времен», иронично названный так, будто издеваясь над погребенной под ним историей.
