И вот теперь Петто предстояло, опираясь на скудные кладбищенские описи XVIII века, планы застройки музея XIX века и чертежи современного ТЦ, вычислить точку на третьем этаже торгового центра, где-нибудь между бутиком итальянской обуви и фудкортом, под которой два с половиной столетия назад упокоился Марион Хиккс.
Хиккс, согласно кратким справкам, которые Петто уже успел навести, был довольно заметной фигурой своего времени – поэт, драматург, чьи пьесы с успехом шли на местных подмостках, но чье имя почти стерлось из памяти потомков, заслоненное более громкими именами последующих эпох. Зачем анонимному клиенту понадобилось так точно локализовать его могилу под тоннами бетона и торговых площадей, оставалось загадкой. Возможно, какая-то семейная легенда, или эксцентричное желание почтить память забытого кумира.
Петто вздохнул. Задача была сродни попытке найти иголку не просто в стоге сена, а в стоге сена, который сначала залили бетоном, а потом построили сверху небоскреб. Это требовало скрупулезного наложения карт разных эпох, учета смещения ориентиров, поправок на строительные работы… Классическая архивная головоломка, как раз в его стиле.
И все же, мысль о старом кладбище, погребенном под слоями прогресса, снова вызвала легкий отголосок того странного чувства, что возникло при изучении Глухого проулка. Ощущение неправильности, противоестественности такого тотального забвения. Город не просто забывал – он активно замуровывал свое прошлое, словно боялся, что оно может однажды вернуться.
Он погасил ночник. Комната погрузилась в темноту, нарушаемую лишь тусклым светом уличных фонарей, пробивающимся сквозь шторы. Рядом мерно дышала Аня. Мысли о ней, о возможном ребенке, были теплыми и светлыми. Но под ними, как темная вода под тонким льдом, шевелились мысли о завтрашней работе, о забытом кладбище под блестящим торговым центром, о Марионе Хикксе, чьи кости покоились где-то под ногами беззаботных покупателей. Это был Фальтико во всей своей красе – город, построенный на костях и забвении. И ему, Петто Воронову, хранителю его памяти, предстояло снова копаться в этих слоях.
Утро встретило Петто не ярким солнцем, а серым, моросящим дождем, который барабанил по стеклам высоких окон архива, создавая монотонный, усыпляющий фон. Но сна у Петто не было ни в одном глазу. Они с Аней почти не спали, ворочаясь, перешептываясь, строя хрупкие планы, которые зависели от крошечной полоски на пластиковом тестере.
Когда рассвет едва забрезжил, Аня, закутавшись в халат, тихо прошла в ванную. Петто остался сидеть на кровати, напряженно вслушиваясь в тишину квартиры, нарушаемую лишь шумом дождя и гулом собственного сердца в ушах. Минуты тянулись мучительно долго. Наконец, дверь ванной приоткрылась. Аня стояла на пороге, бледная, с огромными глазами, в которых смешались неверие, страх и тихая, робкая радость. Она ничего не сказала, просто протянула ему тест. Две четкие, яркие полоски.
Слова были не нужны. Он притянул ее к себе, чувствуя, как она дрожит. Мир сузился до этой маленькой комнаты, до их объятий, до осознания чуда, которое только что подтвердилось. Восьмое поколение Вороновых. Не абстрактная возможность, а начинающаяся реальность. Все страхи и тревоги предыдущего вечера на мгновение отступили перед этим огромным, захлестывающим чувством.
Но утро неумолимо вступало в свои права, и вместе с ним возвращались и рабочие обязанности. После скромного завтрака, полного неловких улыбок и значительных взглядов, Аня ушла к себе – она работала удаленно, переводчиком, – а Петто спустился вниз, в свое царство пыли и пергамента. Сегодняшняя задача требовала полной концентрации. Марион Хиккс и кладбище под торговым центром.
