Сколько времени продолжался путь, не удавалось сосчитать. Но явно больше суток. Тело болело от жестких досок. Одежда была прокопчена дымом паровоза, голова гудела от бесконечных гудков и лязганья колес. После высадки на перрон всех мотало вправо и влево. Но нужно было делать то, за чем приехали.
Во всю длину железнодорожного вокзала на площади стояли деревенские мужики и бабы. Рядом с ними можно было увидеть мешки, вероятно, с мукой. К торговцам устремилось большинство приехавших мешочников. Они обступали их, разговаривали, шептались. Продавцы часто и воровато оглядывались на милиционеров. Те не спешили прервать торговый процесс, вероятно, соблюдали секретный уговор.
Настя со своими спутниками тоже двинулась поближе к продавцам. Один из них на минуту освободился.
– Что продаешь? – спросил Савелий.
– А что нужно? – грубовато, привычной скороговоркой переспросил одетый в деревенскую мятую одежду продавец.
– Нам бы мучицы. Ржаной да пшеничной.
– Эк вас много! – Обвел глазами всех четверых продавец. – Хорошо. Митя, – обратился он к незамеченному ранее покупателями помощнику. – Проводи.
Они прошли во двор дома, недалеко от вокзала. Митя подвел их к груженой подводе, постоянно оглядываясь по сторонам.
– Платить чем будете?
– Товаром за товар, – отвечали столичные, выкладывая на телегу привезенные вещи.
Хозяин подводы внимательно проверял привезенные наряды. Называл цену. Потом быстро убирал под брезент. Женщины вздыхали с облегчением. Затем началась процедура наполнения мешков долгожданной мукой. Конечно, брали втридорога. Но на душе было светло. Целый месяц, а то и более, будет чем кормить семью.
Савелий не утерпел, и пока шло взвешивание товара, спросил продавца у подводы:
– Скажи, мил человек, это же неудобно так ездить да продавать во дворах. Почему бы не сдать на месте урожай кооперативным или государственным заготовителям? Большая потеря дохода, или что, я не пойму?
– Крестьянин приостановился, внимательно посмотрел на Савелия и с осуждением сказал:
– Это вы у себя в городах напридумывали. Раньше мы никуда не ездили, делали, как ты сказал. А теперь «хлебная монополия». А у этих закупщиков то подвод нет, то мешков, то платить нечем. Да и каждый обмануть старается. Зерно под открытым небом гниет. Вы там в городах в огромных очередях купить ничего не можете. Я же знаю. У меня в Москве брат живет и так же страдает.
От этих слов все четверо почувствовали себя если не виноватыми, то причастными к ошибкам реформаторов. Но длилось это недолго. Перевешанные через плечо мешками, довольные и счастливые они пошли в сторону вокзала.
– Здесь я с вами распрощаюсь, – сказал Савелий. – Мне отсюда до дома недалеко. Будьте внимательнее. Особенно ночью. Спасибо за лечение и уход.
Женщины в ответ поблагодарили солдата. Договорились, что они будут переписываться. Он скоро исчез в толпе, а они остались дожидаться обратного поезда.
Неожиданно около них остановились два милиционера.
– И что везете? Кажется, это запрещенный товар? – спросил один суровым голосом
– Что, что, – поесть везем. Голодно у нас.
– Запрещено. Документы есть?
– Конечно. Вот справки нам данные. – они стали быстро доставать приготовленные бумаги.
Милиционеры внимательно изучали документы. Очень тщательно проверяли текст и подписи, смотрели на свет.
– Печати, кажется, настоящие. Ладно, проходите. Но никакой спекуляции чтобы не было!
