Моцарт в джунглях - страница 17

Брат заканчивал Университет Северной Каролины, состоял в Фи Бета Каппа и получал диплом по математике. Он преуспевал по всем предметам и отлично научился обращаться с гигантским университетским компьютером, на доступ к которому у него было специальное разрешение. Перед ним открывалось множество путей. Он мог выучиться на юриста. В конце 1970-х он легко нашел бы себе работу с компьютерами.

А вот я чувствовала, что у меня вовсе нет никакого будущего. Я любила музыку, но постепенно начинала ненавидеть гобой – особенно потому, что так и не научилась делать трости. Я хотела поговорить об этом с родителями, но мне было стыдно за то, что я выбрала Школу искусств Северной Каролины вместо Эксетера. Жуткие оценки не позволяли мне перевестись в Эксетер. Я была не уверена, что меня возьмут хотя бы в один колледж.

Приближалось время ужина. Я сделала глубокий вдох и отряхнула одежду. Мне придется притвориться – как все здесь притворяются, – что мы движемся вперед, к чему-то интересному.

– Меня парень бросил, – всхлипнула я, стоя у двери мистера Данигана, сразу за классом ансамбля деревянных духовых.

Филипп, как я вскоре стала его называть, втащил меня в кабинет и запер дверь. Ему было сорок три года, и он только что расстался с молоденькой студенткой-флейтисткой, на которой был женат. Его репутация Казановы позволяла мне надеяться, что он не отвергнет меня, как Хосе. Мне было шестнадцать – это возраст согласия в Северной Каролине, – а в Школе искусств не запрещали связи со студентами и даже со старшеклассниками.

Филипп сказал мне, что я красивая, и велел держаться подальше от Хосе. В своей холостяцкой квартире он зажег свечи и включил музыку – «Liebestod» из вагнеровского «Тристана и Изольды». Влюбленные выпивают зелье и умирают вместе, чтобы найти истинную любовь в будущей жизни.

– Я могу перевести, – прошептал Филипп, отводя волосы с моего лица.

Филипп подхватил меня на руки и унес в спальню, пока Изольда пела последнюю песню своей великой любви. Расстегнув мое платье, он удовлетворенно вздохнул. Все это было довольно странно, потому что по возрасту он годился мне в отцы. Но, по крайней мере, он хорошо со мной обращался, в отличие от Хосе.

Шли недели, он учил меня заниматься любовью и получать удовольствие. Еще он заставлял меня делать домашнее задание и дал мне почитать «Лолиту». По вечерам мы катались по полям на его мотоцикле BMW и приезжали в общежитие перед самым отбоем. Мы вместе готовили в его крохотной кухне. Он играл мне Брамса, Баха и Пуччини. Мы лежали на полу у него в гостиной, слушая «Тристана и Изольду» и следя за поющими по партитуре, взятой из библиотеки.

Летом я отправилась в Италию со студенческим оркестром, а Филипп был нашей дуэньей. В Ассизи мы ходили по базилике и рассматривали фрески Джотто. На стенах мерцали свечи, и мы обнимались прямо в крипте Святого Франциска перед концертом. В Сполето мы с Филиппом (и другими музыкантами) ужинали в ресторане, а какой-то старик играл в бочче под навесом из растений. Барашек жарился на открытом огне. Каждый день мы пожирали лингуини с трюфелями зимнего урожая и пили молодое красное монтефалько из стаканов для воды. Объевшиеся и сонные, мы забирались в оливковые рощи, пока весь город дремал после обеда. Когда лучи вечернего солнца касались римских акведуков, я садилась верхом на Филиппа. В моих волосах запутывались опавшие листья, на юбке были пятна от фруктов. Небо темнело, мы пили бренди «Векья романья» прямо из бутылки, и Филипп пальцами выбирал сучки из моих длинных волос.