Модная народная - страница 2
Дорога до дома проходила через степь, которая по весне становилась невероятно красивой и живописной. В эту пору в степи расцветали тюльпаны – огромные, с кулак. Это не привычные всем садовые цветы, а степные – на толстой ножке, необыкновенно яркого чистого цвета – черные, малиновые, желтые, оранжевые, красные. Как глянешь на степь – глазам больно от пестроты и сочности красок. Я таких тюльпанов больше нигде не встречала.
Когда я стала постарше, мы ездили на велосипедах на озера Эльтон и Баскунчак. Там тоже цвели красивейшие цветы. Правда, они были очень нежные и долго не стояли.
Дедушка с бабушкой были большие труженики. Имели усадьбу: свой хлев, на дворе зады – это так называется второй двор. Хозяйство ухоженное, большое – куры, скотина. На дворе стояла мазанка, небольшой сарайчик с занавесками. И снаружи и внутри он был сделан из глины. Пол, стены – все гладенькое, тепленькое и приятное на ощупь.
Двор тоже был гладко укатан глиной, как будто асфальт положили. Веничком его, бывало, подметешь, водичкой обрызгаешь, и можно ходить босиком – такой он чистый, ухоженный, приятный для ног. Вообще наша деревенская глина обладала каким-то удивительным свойством – после того как она высыхала, не трескалась и сохраняла форму, которую ей придавали.
Я помню, как строили такие дворы, и даже сама в этом участвовала.
Сначала собирали кизяк. Его замешивали вместе с рубленой соломой и глиной. Получалось густое вязкое тесто. Все тщательно перемешивалось. Потом брали эту загустевшую массу руками, клали в форму и аккуратненько оглаживали. Затем помещали формочки на солнце, и они быстро высыхали. Получались кирпичи. Из этих кирпичиков строили дворы, сарайчики, в которых удобно и уютно зимовать скоту. А главное – не холодно, потому что дух и тепло сохранялись.
Мы сейчас читаем в книжках о том, что глиной даже лечиться можно. А я с детства эту глину ногами месила и не подозревала, что тем самым укрепляла свое здоровье…
Мою вторую бабушку – Варвару, маму отца, я совсем не помню. Все говорят, что внешне я на нее похожа. Она умерла, когда мне был годик, а мой брат Валера ее вообще не застал. Бабушка Варя была белошвейкой, то есть шила белье, одежду. Рассказывают, что она меня баловала и одевала как куклу. В деревнях, известно, ничего не выбрасывали, собирали лоскуты для заплат, пуговицы от старых вещей, в доме все могло пригодиться. Из каких-нибудь оставшихся обрезков баба Варя мне шила разные платьица, переднички, все с рюшечками и с ленточками.
По папиной линии дедушка был церковнослужителем. А поскольку папа всегда занимал руководящие посты, то, естественно, был членом партии. И они с мамой очень долго скрывали, что меня крестили. Я во взрослом возрасте сама покрестилась, думала, что некрещеная. Во Франции нашла себе батюшку, и он стал моим крестным и крестным моего сына. А когда приехала домой, маме сказала, она ответила: «Ну что ты, дочка, мы тебя в детстве уже крестили». Так что я внучка священника и дочка члена партии.
Отец мой Георгий Иванович (1916–1990) занимал в Астраханской области руководящие посты в организациях и на предприятиях народного хозяйства. Вообще-то папа у меня человек деревни, был он и председателем колхоза.
Отца все уважали. Он разговаривал с каждым колхозником на его родном языке.
Я все время удивлялась, откуда он знает столько языков и как всех понимает?! Однажды пришла к нему во время собрания, он мне говорит: «Ты подожди, дочка, посиди». Я села на лавку. Пришли дяденьки, стали что-то отцу говорить, а он им отвечает на непонятном мне языке. После собрания я спросила у отца: «Откуда ты знаешь столько языков?» А он отвечает: «Надя, люди пришли ко мне со своими проблемами. Я должен их уважать. Я с ними поздоровался, спросил, как живут, на их родном языке. А потом о делах колхоза мы говорили по-русски, чтоб каждому было понятно».