Понял: в здание я не войду.
Поднял взгляд на окно, любое из которых могло быть ее.
Поймал себя на том, что стал дышать осознанно: напоминал самому себе о каждом вдохе-выдохе, да так сосредоточенно, будто иначе организм мог бы разойтись по швам (готов поклясться, что это было недалеко от истины), и тосковал по дням, когда дышал вполне естественно, совсем о том не думая.
В раме одного из окон виднелась какая-то фигурка. Пациентка, посетительница. Откуда мне знать? Я стоял не настолько близко, чтобы увидеть. Могла бы быть даже Вида: нет доказательств, что не она. Только, похоже, шансов на такое совпадение не было.
Потом до меня вдруг дошло, что эта фигура меня видит куда лучше, чем я ее: меня-то солнце заливает ярким светом и глаза мне слепит. Предположим, это была она. Вида или нет, только я почувствовал себя уязвимым. Обреченным на неудобство. Мне вдруг показалось, будто шагаю по не совсем замерзшему озеру. Чувствую, как подается лед. Гадаю, не станет ли следующий шаг тем, когда я провалюсь. Под воду уйду.
Залез обратно в машину и поехал домой.
Я либо жуткий трус, либо наконец-то образумился. Зависит от того, кому, Виде или Майре, дать право вынести решение. А если бы такое право было у меня? У меня либо собственного мнения не бывает, либо я разрываюсь. Либо мнение мое разрывается.
Полагаю, это за посещение не засчитывается.
И, как мне кажется, не считается, что обещание сдержано.
Вида позвонила мне из больницы. Было еще рано – для нее. До девяти часов.
Я все это время не сидел дома.
– Я вас видела, – сказала она.
– Могли и ошибиться.
– Нет. Я не ошиблась. Я в окно смотрела. Я всегда в окно гляжу. Единственное, куда я еще в силах смотреть. Мне даже эти жуткие больничные стены видеть больше невтерпеж. Они меня с ума сводят. Они меня убивают.
– Вы скоро будете дома.
– Я видела вас на стоянке. Почему вы не пришли?
– Трудно понять, что видишь в такой дали.
– Откуда вы знаете, с какого расстояния я вас видела?
– Вида, я устал. Я собираюсь ложиться спать.
– Почему вы не пришли?
– Мне незачем объясняться перед вами.
– Но вы же обещали, что придете.
– Это мне урок на будущее.
– Так нечестно. И если вы скажете, что вся жизнь нечестная, то я завизжу.
– И не собирался такого говорить.
– Что ж тогда вы собирались сказать?
– Собирался сказать: «Спокойной ночи, Вида».
– Вы знаете, что я вам снова позвоню.
– Да, – ответил я. – Это я знаю.
Дорогая Майра,
наверное, мне следовало послушаться вас. По-моему, вы были правы.
Любящий вас
Ричард
P.S. Впрочем, на самом деле я не считаю, что все это связано с вопросом, который я вам задал на похоронах. Не думаю, что я настолько потерян, что уверовал, будто вся любовь, какую Лорри накопила за целую жизнь (в особенности любовь ко мне), все еще обитает в сердце. По-моему, тут западня попроще. У Виды есть частица Лорри. Настоящая частица женщины, которую я люблю. Внутри. Живая. Бьется. Она ее носит. Разве это оставило бы кого-то равнодушным?
Надеюсь на это. Хочется верить, что хоть я и полностью растерялся, но я не совершенно потерянный.
Кстати. Сказанное мною про связь с сердцем – это правда. Насколько я знаю. Во всяком случае, в определенной степени это правда. За исключением того, в чем это неправда. Если исключить рассмотрение в свете того своеобразного феномена, при котором что-то может быть правдой и неправдой одновременно.
Боже праведный. Послушайте меня. Я стал адвокатом конфликтующих реальностей. Или, может быть, это избыточно. Может быть, только такого рода адвокаты и существуют.
