Мосек, собственно, было три: моя, Кэт и Анина. Вместе с Кэт я оказалась, потому что теперь мы сидим за одной партой, ну а Аня шла к Катрине довеском – как ее лучшая подруга. Выбора у меня, с кем сидеть, в общем-то и не было. Хотя, если совсем честно, он всегда есть, конечно. Просто иногда приходится выбирать между меньшим и большим злом. И при этом порой можно ошибиться.
Когда я в тот первый школьный день смотрела на море колышущихся голов, которое рассекал Монстрик, мне внезапно стало страшно. Не за него, за себя. Я с шести лет ходила в частную школу, в нашем классе было двенадцать человек, которых за прошедшие годы я выучила наизусть, как многократно перечитанную книгу. Я знала, конечно, что в новой школе придется делить аудиторию с двадцатью пятью мальчишками и девчонками, причем мальчишек будет большинство. Даже пыталась представить себе: как это, два моих класса, сложенных вместе? То, что я почему-то не приняла во внимание, огрело меня теперь по башке бейсбольной битой. Эти ребята – совсем не городские баунти. Они – краесветские. Дети кукурузы, привыкшие дышать ароматами удобрений и не знающие, что такое смог. С моего места у двери мне было трудно отличить их друг от друга – одинаково румяных и светловолосых. Они казались единым живым организмом, многоголовой гидрой, агрессивно отторгающей все чужое и инакое. Так, как они отторгали Дэвида. Как, возможно, отторгнут и меня.
Внезапно я остро пожалела, что поторопилась избавиться от моей сияющей кольчуги – итальянских шмоток. Мой новый дешевый прикид плохо сидел, натирал шею и поясницу ярлычками и превращал фигуру в бесформенный и бесполый мешок. Одного критического взгляда на меня сверху вниз хватило бы, чтобы прийти к печальному заключению: одета как чмо. Подходящий имидж для подружки Гольфиста. Помню, мама учила меня, как произвести впечатление на незнакомых людей. Я, конечно, эту лабуду пропускала мимо ушей, но одну вещь таки запомнила: все решают первые тридцать секунд. Ты можешь толкать речь, стоять столбом или медитировать, но стоит часикам протикать тридцать раз – и все, мнение о тебе уже сложилось. И попробуй потом его измени!
Мои тридцать секунд стремительно истекали, и если я не хотела, чтобы на первой же перемене меня заперли в мужском туалете, или чем тут развлекаются аборигены, то мне требовалось срочно что-то предпринять. Тут училка, которой удалось наконец понизить уровень децибелов в классе, обратилась ко мне:
– Чили, да? Какое необычное имя. Садись на свободное место. Вон, скажем, рядом с Дэвидом.
Предложение вызвало взрыв восторга, только не с моей стороны. Бедняга Гольфист съежился так, что чуть не уткнулся носом в парту. Как будто это могло сделать его невидимкой. Сейчас или никогда! Я вложила все свое обаяние в улыбку и спросила:
– А можно мне сесть вот с ней?
У девчонки через проход от Дэвида были лиловые секущиеся волосы, по-кроличьи выпирающие зубы и вытянутая физиономия с россыпью прыщей. Но все это перевешивало важное преимущество: она сидела за партой одна. Не дожидаясь ответа училки, я продефилировала к свободному стулу. Вернее, он был не совсем свободный – на нем бесформенной кучкой лежал пестрый рюкзак с бирюльками. Девчонка подняла на меня голубые глаза навыкате, казавшиеся странно голыми из-за бесцветных ресниц… и вдруг широко улыбнулась. Рюкзак полетел на пол, и я облегченно уселась на освободившееся место.
