Мое лицо первое - страница 32



– У детсада? – переспросила я, пытаясь скрыть воодушевление. Мне хотелось снова услышать его голос. – Ты завозил туда братишку с сестренкой? – высказала я свою догадку. Это было просто: под навесом во дворе Винтермарков я видела здоровенный тяжелый велик с детской тележкой-прицепом.

Кивок.

Блин, сказала я себе, надо задавать вопросы, на которые нельзя ответить просто «нет» или «да»!

– Ну ты силен! Я против ветра еле педали крутила, а ты еще прицеп с близнецами тащил. Кстати, а они уже не слишком ли большие, чтобы сидеть в тележке? У них же есть свои велосипеды? – Пока я тараторила, Монстрик шаркал себе к школе. Я не отставала, катя велик, который держала за руль. – Почему бы мелким не крутить педали самим?

Дэвид скосил на меня черный глаз и неопределенно двинул головой. И снова прозвучал мягкий тихий голос с вопросительной ноткой в конце фразы:

– Много машин.

Ничего себе! Это в Хольстеде-то? Да тут даже по центральной улице тачка в час проезжает. И через каждые пять метров знаки понатыканы: на одних девочка с косичками, мячик и надпись «Осторожно, дети!», на других – «Снизь скорость».

Ладно, раз мы продвинулись так далеко, пора было подходить к самому главному.

– Дэвид…

Он сбился с шага, услышав свое имя. Попытался спрятаться за волосами, но ветер нахально откинул их со лба. Прозрачный, как чистейшая вода, глаз нерешительно уставился на меня, а черный близнец буквально сверлил мое лицо.

Я кашлянула и поставила велосипед на подножку. Знала, что его наверняка перевернет ветром, но места под навесом уже не осталось.

– Тебе передали вчера задание по английскому?

Он медленно кивнул. Из-за его странных глаз мне трудно было понять, куда смотреть. Светлый выглядел пустым и слепым, а черный казался дырой в полотне лица, из которой на меня взирала тьма.

– А ты… его прочитал?

Снова последовал кивок. Блин, как было понять, заметил ли Монстрик надпись, которую я сделала карандашом на задней стороне распечатки? Вчера я сомневалась, что он захочет со мной разговаривать, вот и оставила для него коротенькое, но важное послание: «Прости меня».

– И что ты думаешь?

Его веки дрогнули и чуть опустились, тень от густых ресниц сделала взгляд почти обычным. Язык нерешительно тронул корочку на губах. Я чувствовала: Дэвид хочет что-то сказать. Быть может, что-то большее, чем два коротких слова.

Выкрик «Прогуливаем?» заставил меня подскочить на месте. Я чуть не повалила собственный велик, а Монстрик испуганно сжался, прячась в привычную раковину. Девчонка из девятого промчалась мимо нас, пихнув рюкзаком Дэвида. Он сунулся вперед, взмахнул руками, чтобы не упасть.

Я среагировала инстинктивно: подхватила его под локти – такие острые, что было непонятно, как они не прорвали свитер.

На мгновение мы оказались очень близко друг к другу – Мон-стрик и я. Его пальцы вцепились мне в плечи. На горле Дэвида сильно и часто пульсировала жилка. Исхлестанные ветром щеки горели. Я видела собственное крошечное отражение в черном зеркале одного широко раскрытого глаза и тонула в прозрачной лагуне другого. Казалось, я навсегда поймана его зрачками и не смогу найти дорогу обратно.

Он отпустил меня первым. Моргнул. Отшатнулся. Скользнул взглядом по школьным окнам и прихрамывая почти побежал ко входу, низко опустив голову. Но почему-то я знала, что я все еще там: в его разных глазах.

Я оказалась права. Дэвида, конечно, шпыняли, доставая бесконечными шуточками про гольф и спрягая на разные лады глагол «кончать». «Слыхали? Моются два гольфиста в душе, вдруг видят: сперма поплыла. Один другого спрашивает: дорогой, ты кончил? А тот отвечает: нет, пукнул». Или: «А чего это у Гольфиста тетрадь слиплась? – Да это он хотел сочинение кончить, а вместо этого кончил