В итоге первым, что я увидел, придя в себя, было его немытое лицо, бледное под грязью, и полные тревоги невероятные глаза. А позади мальчика высился работник киоска с занесенной над головой бейсбольной битой.
– Иисусе! – выдохнула я. – Он прибил Дэвида?
Генри негромко рассмеялся:
– К счастью, я успел опомниться настолько, что остановил руку Немезиды[14]. Сотрудник магазинчика привык к туристам и вполне свободно изъяснялся по-английски. И все же убедить его не сдавать Шторма полиции оказалось нелегко. Он вцепился в паренька как клещ. Мне пришлось оплатить стоимость похищенного – бутылки водки, бутылки виски и блока сигарет. Предполагаю, их умыкнули те двое, что выскочили из киоска первыми.
– Думаете, Дэвид был с ними заодно?
– Уж продавец-то в этом не сомневался. Он сказал, что парнишка с доской отвлекал его внимание, выбирая комиксы, пока двое других воровали с полки алкоголь.
– Комиксы. – Сердце у меня упало. Монстрика никогда не интересовали комиксы. Вот если бы в киоске продавали романы Фаулза или Хемингуэя… Выходит, Дэвид и правда скатился на самое дно.
– Для меня это не имело значения. – Англичанин философски пожал плечами. – Все, о чем я мог думать, пока ждал такси, чтобы поехать в травмпункт, – это как заполучить Шторма. Видите ли, Чили, тогда я полагал, что мальчик – несовершеннолетний. Он удивительным образом выглядел моложе своих девятнадцати. Знаете, чаще с детьми, которые многое пережили, бывает наоборот: уже в двенадцать они кажутся взрослыми. А Шторм… – Генри задумчиво покачал головой. – Сто восемьдесят четыре сантиметра роста, а я не дал бы ему больше шестнадцати – такой невинный у него был взгляд. Ангел с опаленными крыльями, вывалянный в грязи, но все еще не смирившийся с несправедливостью жестокого мира – вот кого он напоминал. И мне захотелось дать ему новые крылья.
Я вспомнила фото в «Инстаграме» и комментарий: «Ты выглядишь так невинно».
– Я предложил Шторму сигарету – тогда я еще курил, – продолжил между тем англичанин. – И спросил, нужна ли ему работа. Он сказал: «Смотря что за работа». Я ответил: «Фотомоделью». А он сказал, что не раздевается за деньги. Даже перед теми, кому должен.
Из моей груди вырвался хриплый вздох. Генри крутил в пальцах кофейную чашку, будто пытался обнаружить дефект на гладкой белой поверхности.
– Я пытался рассказать ему о «Некст менеджмент» и Алексе, но Шторм мне не поверил. Я едва успел всучить ему свою визитку, прежде чем он захлопнул за мной дверцу такси. Пока мне накладывали швы, я думал о том, что не узнал ни имени скейтера, ни его адреса. Что через несколько дней собираюсь улетать, а шансы на звонок парня практически нулевые. И тогда я решил прибегнуть к помощи Флавии, моей помощницы-датчанки.
– Флавия? – повторила я, принимая от официанта долгожданное пирожное. – Имя совсем не датское.
– У этой девушки африканские корни. Я надеялся на ее знание языка и города, в котором она родилась. И попросил ее разыскать мальчика с разными глазами.
– И она нашла его? – Я слизнула с ложечки шоколадный крем, почти не чувствуя вкуса.
Англичанин кивнул:
– Рассказывая ей о происшествии у киоска, я упомянул, что продавец кричал вслед убегавшим подросткам что-то вроде: «Fucking Christianites!» Тогда я подумал, что он назвал их сектантами. Но оказалось, речь шла о христианитах – жителях вольного города[15], граница которого проходила всего в нескольких сотнях метров от маршрута моих прогулок. Там Флавия и начала свои поиски.
