Еще появилась особая забота – крохотная Стервочка.
Через три дня двухразовых гуляний с собакой вокруг окрестных домов, со мной стали здороваться молодые мамочки с малышами в колясках и старушки, считающие, что их ежедневные неспешные прогулки вернут им потерянные в жизни молодость и здоровье.
Особую касту составляли собачники. Часто можно было услышать, как они обсуждали ссору молодоженов – тех, из двадцать седьмого дома, у которых серый дог. А у Ивановых появилась вторая спаниелька, вроде бы элитная.
Собачники по утрам выбегали с четвероногими мучителями на несколько минут. Вечером они, наоборот, степенно выгуливали предмет своей гордости, здороваясь со знакомыми, и подолгу сидели в сквере, обсуждая в каком магазине собачье питание дешевле и где можно подороже продать щенков.
Два раза в день я здоровалась с огромной пожилой тёткой, выгуливающей облезлое и перекормленное животное рыжего окраса, смутно напоминавшее пуделя. Стерва и пудель были знакомы. После дежурного «здравствуйте», я сразу же прибавляла шаг, уходя в сторону. Мне казалось, что стоит остановиться на мгновение, и тётка сразу же начнёт жаловаться на погоду, политику и небольшую пенсию.
Особенную радость на прогулках при встрече с нами испытывали собаки. Стерва хороша тем, что рядом с ней любой пёс, даже самый плюгавый, чувствовал себя полноценным зверем. Рядом со мной тоже любой неудачник или пьянчужка мнит себя Казановой. Зря, я хоть и хромая, но считаю, что ещё ничего, могу… если захочу…
Глава 3
Уговорная квартира
Прошло две недели после похорон тёти Кати, и я решила сделать решающий заход – перевезти из маминой «хрущобы» последние книги и остатки вещей в свою квартиру.
Мама обиженно перевязывала пачки книг. До переезда она постоянно говорила, что жить вместе с взрослой дочерью в наших условиях невозможно, а теперь второй день дулась на меня, как мышь на крупу.
Стерва, кивая новым позолоченным бантиком, закреплённой на длинной чёлке, влезла в коробку и укусила коричневый, тиснёный золотом том Гийома Аполлинера. Она получила шлепка по мохнатой попе и взвизгнула. Мама тут же взяла Стерву на руки, утешать… В дверь позвонили. Мама пошла открывать и вернулась с Григорием.
В Катиной квартире он смотрелся гармонично, но в нашей «хрущ ёбе» он выглядел молодым премьер-министром из семьи потомственных миллионеров, навещающий землянки простых шахтёров. Григорий встал посередине комнаты, посмотрел на книжные полки, на стопу белья в углу дивана.
– Надо поговорить насчёт Катиной квартиры.
Мама поставила Стерву на пол и плотно уселась в кресло, не собираясь его покидать. Григорий сделал полупоклон в её сторону и присел на диван.
– Я хочу купить у вас квартиру Кати. – Сказал Григорий и выставил вперед указательный палец. – Между прочим, половину стоимости именно я подарил Кате. Мне нравится район… и вообще я привык туда ездить. Всё остальное остаётся Насте. Я дам высокую цену, вы сможете поменять вот эту халабуду на нормальную трёхкомнатную квартиру, и еще останутся деньги. Твоя мама, Анастасия, женщина относительно молодая, мало ли как жизнь обернётся.
Я сидела на корточках около коробки с книгами. То есть одна нога была на корточках, а вторая, не сгибающаяся, отставлена в сторону.
– Двести тысяч евро. Подумайте, сумма не маленькая. Перезвоню вечером.
Я шлёпнулась на пол, больно ударившись попой.
Григорий встал и вышел из нашей квартиры, оставив после себя запах дорого одеколона, мокрые следы дорогих туфель на ламинате и шлейф брезгливой ненависти.
